Глава 1
Флешбэк в реальности
Последняя страница «Хроник Северных Земель» сомкнулась с глухим стуком, и на пальцы Лукаса легла прохлада потрескавшейся от времени кожи. Не просто кожа – целая эпоха, впитавшая в себя запахи столетий: воска, пыли и несбывшихся надежд. Он не просто закрыл книгу. Он запечатал в ней целый мир.
В густой, мумифицированной тишине архива, в этом царстве законсервированного времени, звук отозвался пушечным выстрелом. Стул под ним жалобно скрипнул, и этот скрип, как игла на пластинке, прочертил борозду в идеально ровном поле безмолвия. Дело было сделано. Но для Лукаса Варна «сделано» никогда не означало «закончено».
Внутри его черепа уже щелкали невидимые картотечные ящики, беззвучно и неумолимо раскладывая пережитый опыт по кристальным полкам. Он не старался запомнить. Так работал его мозг – безупречный механизм в хаотичном мире. Каждая пылинка, кружащая в луче света над его столом, имела свой вес и траекторию. Каждый треск паркета за дверью упаковывался в прозрачную капсулу воспоминания. Иногда это утомляло, вызывая тошнотворное головокружение от бесконечного потока данных. Но сейчас, в этот миг, безупречный порядок в его голове был единственным, что удерживало его на плаву в океане внешнего хаоса. Его память была не даром. Она была крепостью. И он еще не знал, что очень скоро этой крепости предстоит выдержать осаду.
-–
Дверь архива захлопнулась за ним, как крышка саркофага, отсекая стерильный мир прошлого. И город обрушился на него всей своей оглушительной, бессмысленной мощью.
Осенний воздух, вместо прохлады, ударил в лицо кислотной смесью выхлопных газов, сладковатой вони переполненного мусорного бака и далекого, но назойливого аромата жареного лука из соседней закусочной. Его мозг, еще секунду назад плывший в безмятежном море тишины, забился в панике, пытаясь каталогизировать этот шквал:
· Слух: Не просто гул. Какофония из десятков слоев. Лай собаки (такса, женская особь, испуганный), визг тормозов автобуса (износ колодок 70%), обрывки чужих разговоров («…он сказал, что не придет…» – женский голос, раздражение), и сквозь это все – джазовая импровизация из кафе, где саксофонист с упорством, достойным лучшего применения, промахивался мимо ноты «ля» первой октавы. Лукас сжал челюсти, мысленно втискивая фальшивый звук в прокрустово ложе верного тона.
· Зрение: Его взгляд, как сканер, выхватывал и сортировал все подряд. Новое граффити – не просто «силуэт кошки», а неумелая попытка трафаретного нанесения, баллончик «azure blue», три скола на краске у основания стены. Бездомный пес – не просто «знакомый», а кобель метиса немецкой овчарки, шерсть с проплешинами на левом боку, в уголке правого глаза – скопление слизи. Каждый человек в толпе – это набор из тридцати параметров: от походки и цвета шарфа до моделей телефонов в руках.
Он шел, чувствуя, как под черепной коробкой нарастает гулкий, болезненный гул. Это был не физический шум, а звук его собственной психики, пытающейся заткнуть пробками каждую дыру в дамбе, которую пробивала реальность. Порядок превращался в навязчивый кошмар. Его крепость осаждали, и гарнизон из нейронов сражался до последнего импульса.
Именно поэтому, когда он свернул в свой переулок, тело инстинктивно потянулось к тишине и тени. Здесь не было ни граффити, ни музыки, ни чужих голосов. Только его шаги, отдающиеся эхом от каменных стен, и монотонный аккомпанемент капающей воды.
Кап-раз. Кап-два. Идеальный, предсказуемый ритм.
Именно поэтому хлопок прозвучал не просто громко. Он прозвучал как взрыв, целенаправленно разорвавший саму ткань его реальности.
-–
Не выстрел. Не крик. Короткий, глухой хлопок, как от лопнувшей автомобильной покрышки, но… влажный. Лукас замер, его мозг уже проанализировал и отбросил десяток возможных источников звука. Это было нечто иное, чужеродное.
