Датчик показывал минус сто двадцать шесть по Цельсию. Ольга Северина сверилась с показаниями, вывела их на основной экран и отметила время в журнале наблюдений. Следующее измерение через четыре часа. В этом была суть Крио-4 – планеты, где время текло иначе, подчиняясь ритму вечной мерзлоты.
– Выравнивание температуры в криокамере завершено, – проинформировала система. – Можно начинать основную фазу эксперимента.
Ольга кивнула, будто ИИ мог оценить её жест. Лаборатория биокриогеники располагалась в двух километрах от основного купола станции «Аврора» – достаточно близко для экстренной эвакуации и достаточно далеко, чтобы работать без лишних глаз. Последнее было особенно важно.
Через толстое стекло иллюминатора виднелся бескрайний ледяной пейзаж. Белая пустыня, лишенная красок, движения, жизни. И все же она знала, что внешность обманчива. Крио-4 скрывала тайны, которые могли перевернуть все представления человечества о жизни, сознании и времени.
– Доктор Северина, вы не ответили на три входящих вызова, – напомнил ИИ лаборатории.
– Отложи их еще на час, – отрезала Ольга. – Сейчас критическая фаза.
Она активировала микроманипулятор и вывела на экран изображение с электронного микроскопа. Образец – колония микроорганизмов, обнаруженных в ледяном керне с глубины двух километров, – был полностью обездвижен. По всем параметрам эти существа должны были быть мертвы. Но это было не так.
Ольга включила электрическую стимуляцию и, затаив дыхание, наблюдала за показаниями. Сначала ничего, потом слабый, но отчетливый всплеск активности. Десять микровольт. Двадцать. Тридцать.
– Вот ты и показался, – прошептала она, чувствуя, как учащается пульс. – Что же ты такое?
На экране возникла сложная интерференционная картина электрической активности. По всем законам биологии, которые она знала, этого не могло быть. Организмы находились в состоянии глубокого криптобиоза – особой формы анабиоза, при котором метаболизм практически полностью останавливался. И все же там была активность – слабая, но настойчивая, организованная и ритмичная.
– Запустить сканирование всего спектра, – скомандовала Ольга. – Максимальное разрешение.
Система отозвалась мгновенно, начав многоуровневый анализ. Голографические проекции данных возникали в воздухе вокруг рабочего стола Ольги, создавая трехмерную модель активности в образце. Что-то в этих паттернах казалось знакомым, но в то же время совершенно чуждым.
– Сравнить с известными формами биоэлектрической активности, – произнесла она, прокручивая трехмерную модель.
– Совпадений не обнаружено, – отозвался ИИ после короткой паузы. – Однако есть частичное структурное сходство с некоторыми формами нейронной активности высших млекопитающих. Коэффициент корреляции: 0.27.
Ольга подняла бровь. Это было неожиданно. Сходство с нейронной активностью? У одноклеточных организмов?
– Расшифруй.
– Некоторые паттерны напоминают медленноволновую активность мозга млекопитающих в состоянии глубокого сна или комы, – объяснил ИИ. – Однако топология связей принципиально иная.
Ольга откинулась в кресле, не отрывая взгляда от голограммы. Пятнадцать лет исследований, сотни экспериментов, тысячи часов в лаборатории – и вот оно. Доказательство того, что она искала все это время.
Дверь лаборатории с шипением отъехала в сторону, и в помещение вошел невысокий коренастый мужчина с всклокоченными седыми волосами.
– Я так и знал, что найду тебя здесь, – сказал он вместо приветствия. – Третьи сутки без отдыха? Или четвертые?
Павел Громов, её заместитель и старый друг, был единственным, кто мог врываться в лабораторию без приглашения. Ольга поморщилась, но не отвернулась от голограммы.
