Пролог
На Цветочной улице творилось
неладное. Пропадали люди.
Но это не считалось странным. Через
неделю-другую «потеряшки» возвращались домой. Рассказывали
правдоподобные истории. О поездках к дальним родственникам или
путешествиях, выигранных в лотерею. Соседи слушали, затаив дыхание.
Представляли огромный круизный лайнер, плывущий по синему, как
бирюза, морю. Или поблескивающий на солнце самолёт и облака,
похожие на вату.
Лишь бабушка Серафима Федоровна из
пятого дома не верила рассказам. Говорила, дело нечисто.
- Колдовство! - уверяла она.
- Завидует, - отмахивались
соседи.
- Значит, гипноз, - упрямилась
бабушка. - Кто-то крадёт жильцов и ставит опыты!
Но версии Серафимы Федоровны никто не
воспринимал всерьез. Всем нравилось слушать о чужих приключениях и
мечтать о собственных. Обитатели Цветочной улицы начали сторониться
пожилой соседки. Поэтому душный июньский вечер, в который началась
наша история, бабушка коротала дома. Сидела перед стареньким
телевизором и сердито стучала спицами. Ругала
весельчака-телеведущего и помехи на экране, не замечая, что из-за
плохого настроения красный шарф получается кривой.
Сегодня со старушкой перестала
разговаривать последняя подруга - Анфиса Петровна из третьего
подъезда. Обиделась. Серафима Фёдоровна заподозрила в колдовстве её
приемного сына Николая. Высоченному детине стукнуло уж лет сорок,
но это был сущий ребёнок. Напоминал Иванушку-дурачка из сказки -
доброго и безобидного. Но была у него неприятная особенность. Он
обожал рассказывать небылицы. То русалок вспоминал, то жутких
лошадей с человеческими головами. А нынче утром старушка услышала,
как белокурый сосед шепчет под нос тарабарщину, словно заклинание
читает.
Теперь бабушка сердилась на себя за
несдержанность.
- Померещилось, видать, - проговорила
она, откладывая вязанье, нащупала на диване пульт и выключила
телевизор. – Ох, молчала б лучше, чем Кольку ругать.
Бабушку никто не услышал. В
однокомнатной квартире с ней жил только толстый кот Степан, но и
тот дрых в кресле пузом кверху. Полосатому нахалу не было дела до
неприятностей хозяйки и её ссор с соседями. Главное, чтоб миску на
кухне наполнять не забывала.
Серафима Федоровна тяжело вздохнула.
Хмуро посмотрела на недовязанный шарф и вздрогнула: почудился
тревожный шепот. Старушка замерла, беспокойно прислушалась.
Покосилась на погасший экран, затем на спящего кота. Ни тот, ни
другой подозрительных признаков не выказывали.
- Спать пора, - объявила бабушка
себе. - Высплюсь, успокоюсь. Завтра придет новый день.
Взгляд остановился на картине с тремя
дамами, нарисованными рядом с древним замком. Два месяца назад её
подарили дети умершего от сердечного приступа соседа - в память о
старом друге. Они не сочли полотно ценным и расстались с ним без
сожалений, но Серафиме Фёдоровне нравились яркие краски, пышные
платья дам и таинственная подпись в углу: «Руди Ф».
- Ничего не выходит! Вот, кентавр
лохматый! – неожиданно возмутился детский голосок.
- Кто? Что? Ох, батюшки! - Серафима
Федоровна вскочила с дивана, держа спицы наготове для обороны.
Старушка могла поклясться, что звук
шёл из картины. Но это невозможно. Или...
- Кентавр - это лошадь, - проговорили
весело. - Но считает себя лучше колдунов.
Хозяйка квартиры тихо охнула и
попятилась.
- Мяу!
- Да что ж ты под ноги лезешь!
Бабушка пропустила появление на ковре
встревоженного кота Степана. Полосатый жилец, пострадавший ни за
что, обиделся и сбежал на кухню на трёх лапах, волоча следом
четвертую отдавленную. Серафима Федоровна врезалась спиной в стену.
Всплеснула руками, уронив спицы и смахнув со столика любимую
фарфоровую вазу.
Казалось бы, хуже некуда. Но картина
не унималась.
