Я так и знала, что настигнет меня кара за то, что осмелилась
искупаться в розовой воде, приготовленной для принцессы!
Нет, ну по правде сказать, искушение было слишком велико – целая
огромная мраморная чаша, исходящая ароматным паром… которую битый
час наполняли вёдрами мы с другими служанками, между прочим! Так
умопомрачительно пахнущая – ведь мы набросали в неё лепестков, как
любит Её Высочество Зиала. И всему этому богатству пропадать зря
только потому, что эта избалованная девчонка закатила
папеньке-императору очередной скандал и ушла спать раньше? Ну уж
нет!
Любой бы на моём месте не удержался.
Я долго мялась на краю чаши с гребнем и полотенцем в руках – в
мои обязанности входило вычёсывать длинные золотые локоны принцессы
после омовений. Но ведь очень скоро вода остынет, а это почти
святотатство… и я решилась. Будет маленькой компенсацией за боль в
спине из-за всех этих вёдер.
Скинула своё серое платье до пят с уродливым чёрным передником,
сорвала с волос бесформенный чепец. Каштановые локоны разметались
по спине, и даже дышать, кажется, стало свободнее.
Осторожно потрогала кончиками пальцев босых ног воду…
идеальна!
Медленно вошла в чашу, пол которой плавно понижался под моими
ступнями, чувствуя себя самой счастливой на свете, купаясь в
аромате роз, наслаждаясь тем, как в объятиях горячей воды
растворяется внутренний холод, уходит из тела, освобождая и делая
его легче. Глупая эта Зиала! Если б у меня была такая возможность,
я бы днями из этой ванны не вылезала.
Вместо этого приходится таскать тяжести, прислуживать на кухне и
уворачиваться от пудовой руки лииры Столгуд, главной поварихи,
которая при первой же встрече сказала, что зелёные глаза – не к
добру, и «эта голодранка Мэй» непременно её сглазит.
Но у тебя мало выбора, если твоя страна воюет, тебе всего
девятнадцать, семьи никакой не осталось, а всё что осталось – это
честь и миловидная внешность. Мне посчастливилось пройти отбор в
личные служанки принцессы, которая хотела видеть вокруг себя
исключительно хорошенькие лица и терпеть не могла ничего
некрасивого, больного, старого или сломанного. Как будто это
напоминало ей о том, что когда-нибудь и её красота, которую
воспевали в одах придворные барды, увянет как лепесток розы. В её
кукольно-прекрасной головке не укладывалась мысль о том, что когда
это случится, а случится же когда-нибудь непременно, обнажится
внутренняя суть. То, что накоплено за годы жизни в сердце и разуме.
Ну а там у неё лишь звенящая пустота. У кукол в голове содержимого
больше.
Честно говоря, была у меня ещё одна ценность. Вернее, во мне
было ещё кое-что ценного. Но я бы и под пытками не призналась, что
именно. Как-то жить ещё хочется. А если только это станет известно
– меня тут же заберут из дворца и отправят на поле боя, воевать с
Невидимками.
Ух! Вспомнила и вздрогнула, хоть и ванна ещё не остыла. Пришлось
нырнуть чуть глубже, так, чтобы горячая и пряная вода, на которой
лодочками покачивались алые и белые лепестки, доходила почти до
подбородка.
О Невидимых ходило чересчур много странных слухов, чтобы все они
оказались правдой. Но всё же слишком часто за последнее время
приходили неутешительные вести с Границы. Маги-пограничники, чьи
серые хламиды и капюшоны, под которыми не видно было лиц, наводили
ужас на всю Империю, всё чаще отсылались на укрепление порубежья.
Поговаривали, что теперь берут даже недоучек из Цитадели Безликого
Бога. И далеко не все возвращаются.
Но что поделать – изнеженные дворянские сынки, которых в Империи
по традиции ставили во главе воинских отрядов, согласно родовитости
происхождения, совершенно не справлялись с поддержанием боевого
духа простых солдат. Наш младший зеленщик пересказывал на кухне по
секрету то, что поведал ему старший брат, который недавно вернулся
домой после ранения – и такие рассказы лучше было не слушать перед
сном.
