— Так, стоп, — Зоя Викторовна три
раза хлопает в ладоши. — На сегодня репетиция окончена. Всем
спасибо.
Уставшие, вымотанные, мы медленно
направляемся к выходу из зала. Я мечтаю добрести до кровати и
рухнуть, чтобы не думать о кошмаре, который мне пришлось пережить
вчера. Несколько раз я оттирала тело мочалкой до красноты, но
ощущение липких потных рук на коже все равно осталось, и как от
него избавиться, я пока не знаю.
— Дашевская Матильда, — услышав свое
имя, резко оборачиваюсь и сталкиваюсь со строгим взглядом педагога.
— Как переоденешься, зайди ко мне.
Никто не знает точно, сколько ей
лет. На вид не меньше восьмидесяти. Маленькая сухая старушка, с
очень милым лицом, при этом жесткая и жутко требовательная. С
первых дней в хореографическом училище она опекала меня, даже
другие ученицы злились и ревновали. Сейчас же мы вместе служим в
ведущем театре города.
Быстро переодевшись, стучу в дверь
и, слегка робея, захожу в кабинет к Левиной.
— Садись, — говорит сухо и кивает на
стул. — Что с тобой сегодня? Я не узнаю мою лучшую ученицу.
Мне крупно повезло. Сразу же после
училища мой талант оценили, заметили и доверили вторую главную роль
в одном из балетов театра. Не каждой молодой балерине так везет, но
теперь, возможно, наступил крах моей карьеры и конец моим
мечтам.
— Наверное, я не смогу исполнить
главную партию, — говорю, а у самой губы трясутся.
Для меня возможность танцевать —
важнее жизни. Моя мама была балериной, правда, не слишком успешной.
Она мечтала, чтобы я добилась огромных успехов, даже назвала меня в
честь Кшесинской. Мама еще ребенком привела меня в училище и
мечтала, что я когда-нибудь стану примой, известной на весь мир
балериной. Я поклялась на ее могиле, что все так и будет. А сейчас
моя мечта рушится как карточный домик по вине омерзительного
плешивого чудовища.
— Это еще почему? — строгость тона
действует на меня сокрушающе.
И тут все слезы и боль, что копились
во мне со вчерашнего вечера, выходят наружу. Меня начинает колотить
от истерики, и не получается произнести ни слова.
— Господи, да что случилось? — Зоя
Викторовна наливает воды в стакан и протягивает мне. Хватаю его и с
жадностью пью. Но справиться с дрожью не получается, и зубы
неприятно стучат о стекло.
— Немедленно говори, — положив мне
ладонь на спину, заботливо поглаживает.
— Вчера меня и еще нескольких
танцовщиц отвезли на ужин, сказали, что это обязательно, и
пригрозили увольнением, аргументировав тем, что у спонсора театра
день рождения и отказаться будет неприлично. Я хотела побыть часик
и уехать, но один мужчина настойчиво оказывал мне знаки внимания и
не отпускал. Жирный, мерзкий, у него рожа красная как помидор.
Хомяков, кажется, его фамилия.
— Слышала о таком, — сжав кулаки,
Левина хмурит брови. — Отвратительное существо. Постоянно крутится
среди балерин. Что он сделал?
— Он затащил меня в кабинет, порвал
на мне платье, лапал, залезал в трусы, — к горлу подступает
тошнота, едва вспоминаю, как он меня пытался поцеловать и хватал за
грудь. Я кричала, билась в истерике, пыталась вырваться… И только
когда охранник постучал в дверь и отвлек Хомякова, мне удалось
убежать.
— Господи, неужели он тебя
изнасиловал? — лицо женщины искажается болью.
— Нет, но пытался, — давлю всхлипы и
отрицательно мотаю головой. — Мне чудом удалось вырваться, но он
пригрозил, что теперь в театре я смогу только полы мыть, если не
соглашусь с ним спать.
Истерика накрывает меня с новой
силой. Не могу поверить, что из-за похотливых желаний старого
ублюдка моя жизнь будет загублена.
— Вот же сволочь, — ударив ладонью
по столу, старушка заставляет меня вздрогнуть. — Я надеялась, что
ты сможешь избежать этой участи.
