Снег валил крупными хлопьями. Падал на головы Петру и его
провожатым – товарищу с сестрой, укрывал их плечи белыми шарфами. А
на перроне под сапогами превращался в грязное серое месиво. Состав
все не подавали и не подавали. Хоть бы не отменили... Объявлений
никаких не было. Просто доверенный человек из депо сказал, что
эшелон формируют, пассажирские вагоны, вроде, будут. Отправят
сегодня и с этого места, прямо до Харькова. Петр нервно стряхнул с
себя снег. Может, человек ошибся? Однако уже собралась толпа
жаждущих уехать.
С каждой минутой ожидания у Петра таяла уверенность в
правильности принятого решения. Тем более, что и товарищ уговаривал
остаться. Их вместе ранило. Петра легко задело, а друга контузило.
Пока Петр доставлял в Киев, разыскивал его родных, мать и сестру,
устраивал, картина боевых действий сильно изменилась. Деникинские
войска, по слухам, отступили за Харьков. Товарищ воссоединился с
семьей, а Петр, безо всякой надежды, уже без ощущения, что это его
долг, все же решил догонять своих. И воевать до конца. До, как ни
печально это осознавать, полного поражения...
Дело было не в духе и не в идее. Дело было в недостатке
вооружения. Англичане не давали в долг. А вот большевикам они
продали за звонкую монету. Ходили такие разговоры, очень сильно
похожие на истинное положение дел.
– Бах! – швырнул носильщик буквально им на ноги чьи-то тяжелые
баулы.
Молодая женщина в кокетливой меховой шапочке сердито заговорила,
расплачиваясь. К ней жались мальчик и девочка. Носильщик что-то
буркнул и пошел.
– Ой, – воскликнула женщина, – а чемоданчик?
Метнулась было за носильщиком, но повернулась к детям:
– Никуда, слышите меня, никуда ни на шаг не отлучайтесь с этого
места!
Она убежала. Петр непроизвольно проводил взглядом ее ладную
фигурку. Кажется, догнала.
Товарищ Петра похлопал себя по пустым карманам и отправился на
поиски папирос.
– Петр Ильич! Почему вы не хотите остаться? – неожиданно
заговорила его сестра звенящим, прерывающимся голосом.
Петр взглянул удивленно. За эти дни у него сложился образ юной
застенчивой барышни, этакой нереальной для этих дней романтичной
особы. А сейчас глаза у Верочки засверкали, она схватилась за рукав
его шинели и горячо заговорила о том, что жизнь наладится, незачем
цепляться за старую, нужно строить новую. Боже, как она прелестна –
свежая, возбужденная!
– Я-ша! – воскликнула девочка у баулов, и Петр невольно
прислушался к ее словам. – Не спускай глаз с чемоданов!
Ведет себя точь-в-точь как его старший брат. Тот вечно
командовал, строил из себя атамана.
Мальчик пихнул девочку в бок.
Петр подавил вздох: дорого бы он сейчас дал, чтобы узнать, где
его братья, что с ними.
Девочка оказалась права. Какой-то шаромыжник выхватил один баул
из-под носа у занятых потасовкой детей и бросился бежать.
– Стой, стрелять буду! – рявкнул Петр и ринулся за ним.
Тот вздрогнул от окрика, споткнулся и замешкался. Петр настиг
его в два прыжка, рванул чемодан на себя. Вор сопротивляться не
стал, предпочел скрыться.
– Тяжелый! – невольно изумился Петр, возвращая баул детям.
– Никаких ценностей! – девочка, казалось, даже не испугалась. –
Память. Это просто память!
Разрумянившаяся от волнения Верочка попыталась договорить, но не
тут-то было. Ее перебил мальчик.
– Наоборот, наши вещи очень легкие, потому что мы переезжаем
зимой. Нам не нужно везти зимнюю одежду. Она на нас!
Петр растерянно захлопал глазами, не зная, как разговаривать с
детьми, что обычно им отвечают на такие нелепицы.
– Это неправда! Мы все равно везем пальто. На себе! Вес никуда
не делся! – победно заявила девочка.
Мальчик ее толкнул.
– Я-ша! Как ты себя ведешь! И с посторонними заговариваешь! –
девочка оглянулась на Петра.