Рука неровно скользнула по гладкому грифу гитары. Её белый цвет давно превратился в серый, а неровности на корпусе и вовсе с годами стали шероховатыми. Ноющие мозоли на пальцах уже стали привыкать к бешенному ритму по ладам.
К черту всё на свете, если такая боль приносит истинное удовольствие.
Именная подпись, что была аккуратно вычерчена самым дешёвым маркером на корешке, постепенно стиралась.
Я не расставался со своим инструментом с тех пор, как впервые отыскал его в старом бардачке отца. Это всё, что осталось у меня от него помимо тех ошибок, что он совершил.
Грёбанный выбор, ломающий всё изнутри, но придающий силы.
Струна дрогнула под моим движением, и резкая боль пронзила нерв. Если бы злость и ненависть были моими сопровождающими, то они непременно чувствовались в музыке. Мелодия лилась по моим венам тем самым оглушающим ядом.
Ноты поочерёдно отражались эхом от соседних стен. Частоты били по вискам, и я забывался в этом омуте с наслаждением.
Шум, звучащий гораздо громче всех мыслей. Шум, напоминающий о шрамах, но настолько исцеляющий.
Последним аккордам суждено было прозвучать смазано. Не всё в этой жизни идеально, так зачем быть одним из тех, кто создаёт эту болезненную видимость? Реальность отравляет, и чем раньше ты доходишь до этой истинности, тем проще становится переживать неудачи на своём пути.
В очередной раз, я сделал оборот вокруг своей оси, чтобы оглянуться по сторонам. Жалкая пародия амфитеатра Голливуд Боул уже не казалась такой никчёмной. Он был переполнен настолько, насколько это было возможно. Лилиан уверяла меня, что все билеты были распроданы в первый же месяц. Признаться честно, вначале я даже не поверил своему менеджеру. Эти слова никак не укладывались у меня в голове.
Я был не один. Позади стояли ещё две значимые фигуры, желающие выбраться вместе со мной со дна на свободу.
Нейт жонглировал барабанными палочками перед стальными дисками, изредка постукивая по ним и выжидая нужного момента. Тайлер с предельной нежностью прикасался к клавишам, словно при каждой песне готовился к своему первому сексу, которого у него было уже не один десяток. Кто бы мог подумать, что такая любвеобильность к девушкам сможет принести пользу в духовную культуру.
Как бы я не старался выбросить из головы мысли о той ответственности, что я взвалил на себя, избитое сердце из раза в раз напоминало мне об этом.
Приглушённая темнота тянула за собой, и тело пробирало до дрожи. Но лишь этот пульсирующий лепет, доносящийся из зала, приводил меня в чувства. Затаив дыхание на пару секунд, я вслушивался в это сладостное бормотание девушек в первых рядах, которые уже были готовы раздеться ради ещё одной песни на бис.
Нет, мы не покорили Лос-Анджелес в поисках славы, как все остальные. Мы дали сами себе ещё один шанс и не упустили его. Это и называлось победой.
До того момента, пока всё не покатилось к черту.
Жалкие отблески приторно-желтого света в один момент стали расстилаться на все пространство. Вдалеке стали прорисовываться движущиеся силуэты. Музыка заметно стихала. Вместо нее появился режущий слух крик испуганной толпы. Концерт превращался на глазах в кровавую потасовку.
Я плохо помнил, как ринулся в толпу, чтобы помочь разнять разрастающуюся драку. Но чем ближе я подходил, тем отчетливее видел перед собой кошмар прошлого.
Люди вокруг расступались.
– Время отдать должок, Джастин.
Мерзкий звук, вырвавшийся из его глотки, был плевком. Сейчас угроза казалась такой мелочной по сравнению со всем тем, что я испытал до встречи с ними.
Я не боялся. Страх был для меня чем-то уязвимым и мерзким.
