Новые земли

Промхоз, в котором Костя решил обосноваться, в котором решил остановиться и посвятить себя охоте, был ему уже знаком. Ещё до армии, ещё когда учился в техникуме, он приезжал сюда с Лёшкой, – вместе учились, приезжали к его родителям на каникулы. Тогда и влюбился в горы, так откровенно и близко подступающие к самой деревне, в реку, с её чистейшей, хрустальной влагой, мягко перекатывающейся по камешникам, влюбился…, да, влюбился без памяти, и не только в горы, реку, тайгу, был ещё один объект, который притянул Костю как хороший якорь. Ох, притянул, уж диво дивное, и звать это диво просто восхитительно, – Леночка. Леночка заканчивала школу и была так хороша, так хороша, что Костя просто, как это говорится в таких случаях: «головой в омут». И спасти его уже никто не мог, да и не пытался.

В самом начале осени, они, Костя с Лёшкой взяли ружьё, оставшееся от Лёшкиного отца, ушли на ближнее болото, которое тянулось вдоль просёлочной дороги и, взыграв молодостью, молодой, переполняющей глупостью, давай лупить там по хлопунцам, по утятам, ещё толком не оперившимся, ещё не умеющим летать. Они не то, что летать, они и прятаться ещё толком не умели, разбегались по сторонам после каждого выстрела, и тут же снова, торопливо собирались в кучку, находя спасение лишь рядом друг с другом, лишь вместе. Вот парни и гоняли их из одного края болота в другой. Пальбу открыли, как на добром перелёте, пока патроны не закончились. Правда, так и не добыли ни одного хлопунца, толи попасть не могли, толи патроны были старые, – Лёшкин отец умер уж как пять лет прошло, да ещё при нём лежали, патроны-то, конечно старые. Не ронкие, вот и не добыли.

Завалились тогда под чью-то копну сена, хохотали, друг на друга глядя, не расстроились, что не добыли, зато подурачились вволю. А тут глядь, рядом с копёшкой уазик промхозовский скрипит тормозами. Остановился. Из кабины мужик вышел, сердито дверкой хлопнул, оказалось, это промхозовский охотовед.

Подошёл.

– Здорово были, охотнички.

Парни приосанились, присели ровно, улыбки согнали, посерьёзнели:

– Здравствуйте.

Ружьё лежало чуть в стороне, Лёшка потянулся к нему, но охотовед наступил на ствол ботинком:

– Пусть лежит, пока.

Посмотрел на парней внимательно, молча, мягко жевал сухую травинку, выдернутую из копны. На болото посмотрел каким-то усталым, тоскливым взглядом. Может свою шалую молодость вспомнил, может просто устал, и мечтал вот так же, завалиться подле копны и забыться на какое-то время, вычеркнув из памяти все заботы и тревоги. Хоть бы на какое-то короткое время.

– И чего вы тут стрельбу открыли? Всю деревню всполошили. Или не знаете, что охота ещё закрыта? Ещё пол месяца до открытия охоты.

Парни встали, переминались с ноги на ногу, глаза потупили:

– Мы не знали. Мы правда, не знали. Да мы и не убили никого.

– Значит так, ружьё я заберу, тем более, что оно у вас не зарегистрировано. Будет лежать в промхозовской оружейке. Когда выучите правила охоты и сдадите охот минимум, а потом и билеты получите, тогда, может быть, верну.

Снова помолчал, посмотрел с тоской в сторону болота, где из камышей на чистину опять вылезли утята и резво начали нырять, выискивая под водой что-то вкусное, медленно повторил:

– Может быть отдам. Там посмотрим.

На другой день Костя с Лёшкой пришли в промхоз, дождались, когда охотовед их заметит и пригласит к себе.

– Вот вам правила, а вот вопросы и ответы по охот минимуму. Учите, чтобы от зубов отлетало.

Сунул две эти брошюры парням и стал разговаривать с кем-то по телефону. Лёшка сразу уткнулся в правила и вышел из кабинета, а Костя задержался: ему на глаза попала книга, сиротливо лежащая на широком подоконнике. Книга была без обложки, изрядно потрёпанная, без многих страниц, а на первой, под номером двадцать один, во весь лист был чётко оттиснут след ботинка. Но под следом ботинка ещё можно было разглядеть рисунок симпатичного зверька, сидящего на поваленном дереве. Ниже, под рисунком надпись: «Соболь, богатство Сибири».