Мне не нравятся сегодняшние торты. Нет, не в смысле современные, а те, которым несколько часов от роду. И новые шарфы. И те, и другие ещё не пропитались: первые – кремом, вторые – запахом. У тебя есть такие? Например, новые книги или новые туфли. Или вот новые песни. Их надо немного заслушать. Даже надпись на заборе, когда её читаешь каждый день, становится другой. Как будто она была здесь всегда, и если вдруг её закрасят, ты будешь ещё какое-то время искать её глазами. Может быть, это мозг привыкает к чему-то новому. Хотя это не всегда так. А есть новые вещи, которые, напротив, очень нравятся. Новый день, когда я ещё не успел сделать какие-то глупости, и у меня на это ещё столько времени. Только что заваренный чай, в котором начал распускаться цельный молодой лист. Помогай, что там ещё можно добавить в этот список? Книга списков какая-то получается. Так нечестно. Ты слушаешь, думаешь, но так мало мне рассказываешь. Иногда киваешь и улыбаешься. Я не против индейской тишины, но в это время, когда можно сказать что-то важное, я всегда начинаю нервничать и говорить что-то несвязное. Уверен, ты замечала это не раз, когда я начинаю из-за этого тараторить. Знала бы ты, что в этот момент происходит в голове!
Если бы слова были каплями, то ни тротуары, ни крыши домов не успевали бы просыхать. О, теперь я по-другому буду слышать фразу: «Дождь льёт как из ведра». Получается, как водопад? Значит, где-то неподалёку должна быть радуга! Нужно только поглядеть по сторонам. В детстве, когда на даче мне доверяли поливать грядку со шланга, я, пока никто не видит, слегка зажимал отверстие, откуда льётся вода, и та сначала вытягивалась, будто кошка после сна, а потом и вовсе превращалась в миниатюрное полотно из очень мелких, практически невидимых капель воды, на котором появлялась радуга. «Пашка! Не хулигань», – вдруг раздастся бабушкин голос. Я вздрогну и резко уберу замёрзший палец. Вода начнёт снова не спеша выливаться на грядку. Сейчас она скроется за теплицей, и я сделаю это снова. А когда надоест, я закину конец шланга в бочку и побегу куда-то по тропинке: то ли попить воды в доме, то ли чистить доски забора от коры. О, а залезу-ка я на сарай! Нет, между картошкой был горох! Мне столько всего нужно успеть сделать за это бесконечное лето, где я не думаю про инфляцию, про то, что приготовить вечером или про то, что я устал. Если я смотрю, как жук-щелкун переворачивается обратно, то я думаю только об этом. Я не думаю, что голоден, не думаю, что по телевизору прямо сейчас могут показывать мультики. Я живу в этом моменте и проживаю его настолько сильно, что это он будет вспоминать меня каждое лето.
Что-то невидимое трясёт меня изнутри. Это же бьётся сердце! Моё сердце! Нет, всё-таки в дом, пить. А потом снова бегать, пока бабушка не даст мне большую белую эмалированную кружку, чтобы я собрал в неё клубнику. И чуть-чуть малины. И, может быть, смородины. И если я не съем это всё, пока буду собирать, то вечером дома, в старом блендере, добавив туда сахар и молоко, мы сделаем коктейль. Такой свежий, вкусный и с пенкой. Пишу тебе это и улыбаюсь. Не специально. Как-то само. Как-то по-настоящему. Как я люблю. Вот такие настоящие улыбки. У них нет новых или старых, они прекрасны всегда. Ведь именно тогда ты начинаешь чувствовать, что живой и счастливый. Даже если это ненадолго.
Нет ничего плохого в том, чтобы начать замечать то, из-за чего появляются вот такие улыбки, и ждать их. А ещё обязательно быть счастливым хотя бы в такие моменты. Вот как, например, когда ты прочитала «мне не нравятся сегодняшние торты», но, если присмотреться, там написано: «будь счастлива!»
