Софья училась в восьмом классе в сельской школе, когда Максим заканчивал её. Она была влюблена в этого парня, да многие девчонки сохли по нему, только свою любовь, Софья прятала в глубине сердца и никому о ней не говорила. Когда Максим проходил мимо неё, ну… на перемене или в столовой, девушка покрывалась румянцем и чтобы не выдать себя, тут же отворачивалась от него. О её тайной любви к светловолосому красавчику, с глубокими, синими глазами, знала лишь близкая подруга, которой Софья всецело доверяла. И таки да, Нина никому ничего не рассказывала, понимая, наверное, что любовь – это бремя и довольно тяжёлое. Сама Нина никаких чувств ни к кому не испытывала, лишь искренне жалела подругу, может потому, что отец Максима частенько выпивал. Максима это очень угнетало, но об этом он старался вовсе не говорить.
– Может нужно ему сказать, что любишь его, а? – попробовала убедить Софью Нина.
У Софьи испуганно расширились глаза и она замотала головой.
– Ты что, с ума сошла? Даже думать не смей! Я только тебе доверилась, слышишь? – воскликнула Софья.
– Не боись, я могила! Ты же меня знаешь, я никому ничего не скажу. Только… он ведь встречается с этой выскочкой, Иркой, они и на танцы вместе, и в кино, и вечерами гуляют до полуночи, наверное и целовались уже, – тяжело вздохнув, словно это её жених гуляет с другой, ответила Нина.
– Ирка красивая, у меня шансов нет, я однажды видела, как они целовались за школой. Ну ладно… пошли, меня дома ждут, мать собралась в город ехать, отец кабана завалил, поедет мясо продавать, меня просила помочь. Может с нами поедешь? У отца Москвич есть, ты же знаешь. Обещался отвезти нас с мамкой на городской рынок. Говорит, за день управимся, – говорила Софья, проходя между домами сельчан к своему дому.
– Было бы хорошо, мне тоже в город смотаться надо, до выпускного вечера две недели осталось, мать платье обещалась купить, жаль, что туфли не смогу купить, говорит, мои наденешь. Ничего так… чехословацкие, бежевые, на каблучке, её свадебные, прикинь? Хранила до сего дня, они мне впору, я мерила, – ответила Нина.
Софье было не до туфель, она считала себя некрасивой, часто, глядя в зеркало, вздыхала и по поводу курносого носика, и слишком припухлых губ. Хотела чёрные, прямые волосы, как у Ирки, а у неё волосы были светлые, очень густые и к тому же вьющиеся. Сжимая сзади форму, она приглядывалась и к фигуре и скривив губы, шептала, что слишком худая. Как-то, Нина застала её перед зеркалом с кислым лицом и подойдя ближе, тоже стала разглядывать подругу.
– Разве можно такую полюбить? Да он в жизни на меня не посмотрит, ужас просто! – воскликнула Софья, отворачиваясь от зеркала.
– Дура ты, Софья! Моя мама говорит, что мы ещё слишком юные, с годами девушки расцветают, словно бутоны весной. Она говорит, что через пару лет, мы… то есть ты, станешь очень красивой, ну а я… ещё эти веснушки, у меня точно нет шансов. Я на отца похожа, мать у меня была красивая, ну угораздило же меня родиться, похожей не на неё, а на отца! – ответила Нина, скептически глядя на себя в зеркало.
– Говорят, если дочь похожа на отца, то счастливая будет, я вот на мать похожа, мне бабка Аксинья говорила, что моя мама была первой красавицей на селе, за ней почти все парни сватались, но она отца выбрала, когда он вернулся с морфлота в тельняшке, – вздохнув, сказала Софья.
– Мне моя мама тоже рассказывала, они ведь всю жизнь дружат с тётей Натальей, прям как мы с тобой, – сказала Нина, приблизившись к зеркалу и недовольно фыркнув на своё отражение.
– Пришла? Где ж тебя носит? Давай, поехали, отец мясо уже в багажник загрузил, больше ста кило, сегодня бы расписать его, а то придётся за холодильник на базаре платить, да и у тётки ночевать остаться, а она сварливая. Отец просил и ей пару кило завезти. А ты чего? – взглянув на Нину, спросила Наталья, мама Софьи.
