– Эсме, выходи, – раздался совсем
близко противный голос Максима, четырнадцатилетнего хозяйского
сына.
«Ага, сейчас, – фыркнула девчонка и
плотнее прижалась к стене чердака, спрятавшись за коробками. – У
меня прошлые синяки не зажили, чтобы новые получать… Пора отсюда
бежать и чем скорее, тем лучше».
Эсмеральда не знала родителей, но
считала их не слишком хорошими людьми. Нормальный человек не бросит
месячную малышку в горах, где на много километров только лес и
дикие звери. Ей крайней повезло, что был сезон охоты, и на неё
наткнулся сердобольный старик и отнёс в приют. Именно он нарёк
девочку странным и чуждым именем. Нянечка не раз рассказывала
историю её появления, добавляя всё новые детали: дни тогда стояли
морозные, пелёнка была со странными вензелями, врач поразился
здоровьем малышки, а воспитатели – её осмысленным взглядом.
К двенадцати годам Эсме два раза
забирали в семью. В четыре годика она попала к замечательной
молодой паре, которые пробовали себя в роли воспитателей для
детдомовского ребёнка. Не сложилось. Они переоценили силы.
Раньше, Эсме считала, что хуже, чем в
казённом доме нигде быть не может, но её вторая приёмная семья
доказала обратное. Она часто задавалась вопросом: зачем им чужой
ребёнок? Бесплатная рабочая сила? Девочка для битья? Дополнительный
заработок? Сорокалетняя неулыбчивая, неряшливая женщина никогда не
сказала ей доброго слова и не попыталась установить нормальные
отношения. Молчаливый мужчина с равнодушными глазами и целым сводом
правил поведения, вообще не замечал её до тех пор, пока Эсме не
провинится. После он с удовольствием порол девчонку ремнём или
ставил в угол на горох. У них было трое собственных детей:
пятилетняя Яна, десятилетний Егор и Максим. Если с тихой, немного
трусливой малышкой они нашли общий язык, то с братьями всё обстояло
печальнее. Старший сразу её невзлюбил, а младший всё повторял за
кумиром.
– Не выйдешь, хуже будет, – обещал
Максим, проходя в нескольких шагах от её убежища. – Мамка тебе
столько работы оставила. Представь, как она разозлится, когда
придёт с рынка.
Эсме чуть не взвыла, осознав, что в
наказание останется без обеда, а может, и ужина. Кушать после
утренней пшённой каши хотелось зверски. В последнее время аппетит
сильно возрос, а кормили мало и не сытно. Девчонка постоянно
голодала. Казалось, её желудок усох до маленькой монеты, а сама она
напоминала оживший скелет. Лишь большие зелёные глаза отличали её
от умертвия.
«С меня хватит! – решила Эсме. – Я
лучше побираться по улицам буду или в лесу шалаш построю, чем здесь
останусь… Но напоследок отплачу им за всё добро, что они для меня
за два года сделали».
– Макс, её здесь нет. Она, наверное,
в хлеве или сарае прячется, – еле слышно прошептал Егор.
– Скотину к скотине тянет, – хохотнул
Максим собственной шутке. – Помнишь, как мы её в будке Трезора
нашли?
– А то! Смеху было.
Эсме с силой сжала кулаки, так, что
давно не стриженые когти вспороли кожу. Ей хотелось выскочить и
расцарапать противным мальчишкам рожи. «Это вы скотины, а не
животные! Они умеют слушать и сопереживать, а большинство людей
лишь унижать и командовать. Ненавижу!» – подумала Эсме, дрожа от
негодования и обиды. – Если бы я была сильной или богатой, вы бы не
посмели так со мной. Ничего я своего добьюсь, и тогда никто не
решится даже косо посмотреть на меня».
Парни спустились с чердака, но
девчонка не шевелилась до тех пор, пока их голоса не раздались на
улице. Тогда она быстро вылезла из укрытия и кинулась вниз, в
спальню к приёмным родителям. В сундуке у окна, под слоем новых
тканей для шитья, мать семейства прятала деньги. «Отлично, теперь
надо разжиться едой и одежду прихватить», – размышляла Эсме, пряча
ценные бумажки в карман. В старую скатерть она кинула железную
кружку, деревянную ложку, буханку хлеба, пару луковиц и шмоток
сала, от аромата которого живот свело болезненной судорогой. Вот
зачем прятать вкусную еду в подпол? Не сдержавшись, девчонка
макнула палец в крынку со сметаной и довольно облизнулась. Как же
хорошо делать то, что хочется, а не следовать чужим правилам и
бояться наказания? Она только сегодня поняла, как глупо
подстраиваться под других людей в надежде, что тебя полюбят.