В изнеможении уронив голову на колени в дырявых трико, сидел
мужчина. Его светлые грязные волосы жирными паклями свисали со лба,
а провонявшая потом рубашка была в пятнах пролитого супа и каплях
кофе. По подбородку стекала пенная слюна, словно у бешеной
собаки.
Не волновало его ничто. Ни рубашка, ни волосы, ни пятна.
Мысли мужчины заняты были совершенно другим.
- Они придут... рано или поздно... они придут... и
отомстят...
Пальцы с длинными грязными ногтями поразительно яростно рвали
страницы книг, корябали обложку, пытаясь выцарапать глаза
персонажам на иллюстрации. Мужчина хватал ручку и, испуская изо рта
пену ненависти, расчерчивал текст до тех пор, пока бумага не
рвалась и не превращалась в лохмотья. Человек шипел, как дикий кот,
брал ножницы и отрезал нарисованным героям головы.
Схватив со стола догорающую свечу, мужчина попытался спалить
разбросанные по полу ошметки бумаги. Пена из рта капала теперь на
огарок, намериваясь его затушить.
В эту же минуту в комнату влетела перепуганная женщина в
стареньком домашнем халате из соседней квартиры.
Странно, что мужчина не слышал, как в его жилище вошла
соседка.
Странно, что она вообще в него вошла.
Странно, что он до сих пор мог хоть что-то соображать.
- Саш, что с тобой?! - вскрикнула женщина и упала перед ним на
колени. - Что случилось?! Я услышала шум и...
- Они придут! - гаркнул мужчина так резко, что соседка
подскочила. - Я слышу их голоса... Они пытаются вырваться из
картин!
Женщина всхлипнула, подползла к нему на коленях и дрожащей рукой
коснулась его пылающего лба.
- Сашенька, мой милый, все хорошо, я сейчас позвоню доктору...
Максим Яковлевич прекрасный врач, вот увидишь... Хорошо, что ты мне
свои ключи дал, а то...
Мужчина вдруг поднял на соседку красные глаза, окруженные
темными кругами, и в них пылало столько безумия, что женщина в
ужасе шарахнулась от Саши и вскочила на ноги.
- Они уже идут, - вдруг совершенно спокойно заключил он. - Они
хотят отомстить мне за свою смерть. Знаете, каждую ночь мне снится,
как они убивают меня.
Соседка утерла со своего лба пот. Кожа ее побледнела, а губы
мелко тряслись.
- Саш, - прошептала она. - Давай я позвоню Максиму Яковлевичу,
он зна...
- Молчать! - рявкнул мужчина, затем широко улыбнулся, оголяя
нечищенные зубы, напряженно уставился в пустое место, поднял вверх
палец и тихо произнес: - Т-ш-ш... Слышите? Голоса? Они
разговаривают со мной... О, вот, слышите? Прямо сейчас!
Женщина, доселе не веровавшая в Бога, мелко перекрестилась и
попятилась назад, попутно доставая телефон.
- Я сейчас позвоню... Врачу... Он все уладит.
- А смысл? - весело отозвался мужчина. - Если она их не
остановит, меня отыщут везде. На нее вся надежда, только она может
спасти мою жизнь... и погубить ее. Я жду ее появления. Я буду
ждать...
- Я бы не советовала тебе лазать по заброшенным зданиям, Алиса.
Ведь я тоже очень часто в далеком детстве по ним бродила. Но
однажды провалилась крыша, и меня задавило. Вот так я и умерла.
На бархатной, чрезмерно накрахмаленной постели, впитавшей в себя
запах духов, которыми мать щедро поливала дочь, маленькая
восьмилетняя девочка с тугим пучком волос пшеничного цвета сидела,
скрестив ноги, и с детским наивным восторгом глядела на
подругу.
Догорала маленькая восковая свечка. То был отнюдь не дом
восемнадцатого века - освещался он не свечами, а вполне себе
современными лампами. Но неужели ласковый полумрак когда-нибудь
сравнится со слепящим глаза электрическим светом? Счастье для Алисы
заключалось в том, чтобы лечь около свечи, излучающей добро и свет,
зарыться в теплое одеяло, обжигать ладони и губы горячим чаем с
малиновым вареньем, слушать, как неустанно барабанит по стеклу
дождь и жадно впитывать в себя плавную, словно река горького меда,
речь ее любимых друзей.
