Весь путь до депо за мной тянулся удушливый шлейф: едкий запах топлива, прогорклой смазки, сгоревших проводов и прочих неизменных примет мира машин, в котором понятие “обслуживание” давно потеряло смысл. Этот запах вгрызался в ноздри, будто стая голодных насекомых, оседал на коже, застревал в горле, оставляя после себя металлический привкус. Он не исчезал – даже когда ветер из щелив бетонной стене плитепытался выдуть его прочь.
Каждый мой шаг отзывался глухим гулом, будто я пробуждал то, что давно спит. Тяжёлые ботинки лязгали по ржавому настилу, по пролётам лестниц, по гнилым металлическим плитам, будто били в набат. Стены вокруг – изъеденные временем, покрытые вспухшими потёками ржавчины – отдавали глухим эхом. Казалось, сама станция прислушивается, шепчет в ответ, скребётся изнутри.
Спуск тянулся вниз, как в подземный желудок древней машины – почти тридцать метров по узкой, ржавой лестнице, прерываемой короткими пролётами. Каждую площадку освещали редкие, тускло мигающие фонари, будто кто-то наверху всё ещё пытался убедить нас, что свет – это норма. Холодный металл ступеней скрипел под подошвами, а в воздухе все тот же едкий запах который никак не рассеивался.
В голове всё ещё звенело – похмелье, усталость и мысли, что всё уже решено за меня. Вчера вечером я закончил обучение. Последняя пустая речь наставника, в которой даже привычный его голос звучал как у бота, отработавшего тысячу таких смен.
А потом мне вручили распределение: депо номер шесть. Без поздравлений. Без прощаний. Без слов: «отдохни перед сменой». Всё произошло быстро – сухо, хрипло, как скрежет изношенной передачи в механизме. Один момент – ты ученик, следующий – винтик в системе.
Но депо номер шесть – это не просто место. Это узел дальнего следования, элитный сектор убежища 307, откуда формируется сопровождение грузовых вагонов на другой континент. Туда попадали единицы – те, кого считали надёжными, стойкими, проверенными.
Вагон с таким же номером 307. Тот самый. Один из немногих, который входит в состав огромного межконтинентального состава. Каждый такой состав формируется одновременно в нескольких убежищах, разбросанных по нашему континенту. Из каждого – всего по одному вагону. Потом их стыкуют – медленно, тщательно – и выпускают в путь: через затопленные тоннели, проржавевшие артерии старого мира, через развалины и дикие зоны, где ещё что-то живёт. Или притворяется мёртвым.
На том континенте – свои убежища, своя система. Каждый состав везёт туда провиант, редкие материалы, оборудование. А взамен – возвращается с тем, чего не достаёт здесь. Иногда – с чем-то более важным, чем просто ящики и канистры.
Это – единственная нитка связи между континентами. Между мирами. Между «нами» и «ими». И чтобы она не оборвалась, каждому вагону нужна своя команда сопровождения – не просто охрана, а живая часть маршрута. Люди, что умеют решать проблемы на месте. Люди, которые не задают вопросов и умеют держать язык за зубами.
Когда я увидел своё имя рядом с «307» – не поверил. Подумал, ошибка. Шутка.
Но нет. Это было на самом деле.
И тогда все, кто стоял рядом – мои ещё недавние товарищи, сжимавшие в руках свои конверты с распределением, – замерли. Кто-то молча читал свой приказ, кто-то до последнего надеялся на лучшее, а кто-то просто не верил глазам. Но когда прозвучало моё имя и рядом обозначили: «команда сопровождения, вагон 307», всё вокруг будто притихло.
Они смотрели молча, не говоря ни слова. Одни – с завистью, горькой и трудно скрываемой, другие – с настороженностью, словно на чужака, уже не из их круга. Некоторые отвели взгляд, будто не хотели признавать очевидное: я теперь другой. Уже не один из них. Не вместе.
