За что мне всё это? - этот вопрос я задавала себе уже несколько
часов, сидя на балконе и глотая слёзы. Да уж, завидовать мне было
не в чем. Сирота, воспитанная в детском доме, с горем пополам
выбившая себе однушку у государства, где, в общем-то, и живу.
Единственным близким человеком у меня была Маринка, моя подруга.
Тоже сирота, с которой мы росли вместе в детском доме, что
называется и в горе, и в радости. И вот, казалось бы, случилось
счастье. Через два года после того, как мы с Маринкой покинули
детский дом, я, работая официанткой, чтобы оплатить институт,
познакомилась с Володей. О, это была сказка для юной сироты:
успешный, красивый и обходительный молодой человек двадцати семи
лет.
Романтические вечера, море цветов, подарки и неиссякаемое
количество комплиментов. Но подкупило меня не это, а нежность,
забота и любовь, которой он меня окружил. Я впервые в жизни
чувствовала себя нужной и любимой, это был год моего счастья.
Но...
Это ужасное "но" разрушило всё. Сегодня пораньше ушла с
института и вернулась в квартиру Вовы, где последнюю половину года
практически всё время жила. И, как в старом анекдоте, застала его
на горячем. И было бы очень смешно, если б не было так грустно.
Зайдя в квартиру, первое, что услышала - это женский протяжный
стон, преисполненный страсти и желания. Сердце рухнуло в пятки, на
деревянных ногах прошла в спальню, дверь была распахнута, женские
вещи были разбросаны вперемешку с мужскими, а на постели, где ещё
утром спала я, мой благоверный вколачивал женское тело в простыни и
вырывал её стоны. Они были так заняты, что не услышали моего
возвращения. Я ничего не говорила, даже не плакала, только
испытывала чувство горечи и стекаемых помоев, которые только что
мне влили в душу. Стою и не понимаю: за что? чем я заслужила,
почему? Видимо, последние слова были сказаны вслух, так как Вова
вздрогнул и резко остановился. Увидев, наконец, меня, он побледнел
и просипел:
- Цветик? А ты чего так рано? - интересный вопрос, а главное,
подходящий в данных обстоятельствах.
И вот тогда меня ждало настоящее потрясение – под ним лежала и,
с огромными от ужаса глазами, на меня смотрела Маринка. Слёзы
подступили к глазам. Как она могла так со мной поступить? Она же
была мне самым родным и близким человеком. Она же так радовалась за
меня, когда я встретила Вову. И что же получается, это всё было
игрой, она лишь хотела увести его?
- Как давно?- единственное, на что меня хватило. Ком в горле не
давал сказать всё, что хотелось.
- Два месяца, - ответила, теперь уже бывшая, подруга, по
щекам которой текли слёзы. Меня не волновали её чувства, и чем они
вызваны. Винила она себя или нет. Дети, растущие в детских домах,
умело выдавали любые эмоции. Жить, как говорят, захочешь, не так
раскорячишься. Я лишь скривилась от омерзения. М-да, таком дерьме я
ещё не купалась.
- Цветик, стой, я всё объясню, - Вова начал подниматься. Но мне
сейчас только объяснений не хватало, что он мне может ещё
объяснить, что так случайно вышло? Он совершенно случайно два
месяца изменял мне с моей подругой? Мой истерический хохот разнёсся
по всей квартире, смех меня душил, слёзы стекали по щекам, но также
резко, как начала смеяться, также и остановилась. Слёзы мгновенно
высохли.
- Ну и свиньи же вы.
- Можно подумать, ты считала, что ты единственная и
неповторимая? - Вова начал закипать, видимо, просто не понимая, как
реагировать на моё поведение.
Нет, неповторимой я себя не считала. Я была простой. Невысокого
роста, чуть выше метра шестидесяти, с копной коротких, густых,
слегка вьющихся волос рыжего цвета, но не такого огненного оттенка,
как хотелось бы, а ближе к каштановому. Серо-зелёные большие
глаза, маленький курносый носик и пухлые губы. В фигуре тоже не
было ничего выдающегося: небольшая грудь, маленькая попа, я вообще
была очень худенькой, ну так это и понятно – в детском доме на
казённых харчах не отъешься, а сейчас подвижная работа также не
способствовала набору веса.