Промозглый ветер бросал в лицо не то горсти мелкой мороси, не то
снежинок, задувал под овчинный полушубок. Сырость пробиралась даже
под тёплую стёганую поддёвку, а на душе было так же мрачно и
отвратно, как и в серо-чёрной пустоши, простиравшейся по левую руку
до самого Излома.
– Микола, кажись, дым! – дозорный, с
изборождённым морщинами, покрасневшим лицом, нахмурив седые брови,
из-под ладони глядел вдаль.
– Поражаюсь твоим глазам, Малюта! –
наморщившись, что есть мочи его напарник, вглядывался в точку, куда
указывая, потянулась рука в заскорузлой перчатке. – В серой степи,
на фоне серого же неба увидеть серый дым!
– Микола, ты, вроде как, и помоложе
будешь, и даже вроде как грамотей, а точно крот.
– Сам ты крот! Тоже мне сокол
востроглазый выискался! – беззлобно огрызнулся второй ратник, на
вид зим на десять моложе, худощавый и жилистый, с короткой кудлатой
бородкой.
Он подошёл к краю огороженной
площадки на самом верху сторожевой башни, откуда было видно на
многие версты вокруг. Тоненькая струйка дыма на горизонте теперь
отчётливо выделялась – ни с чем не перепутать. Поодаль вдруг
возникла ещё одна, а потом ещё три.
– Сартоги, сартог их дери! –
выругался Малюта и сплюнул вниз.
Напарник странно на него глянул,
словно осуждая за косноязычность, но вслух ничего не сказал, только
спросил:
– Трубить тревогу?
– Погоди, ты! Им до нас дня два
пути, а то и больше.
– Нашим, чтобы собраться да
подоспеть тоже день понадобится, возразил Микола. А голубя к
воеводе и сейчас не грех высылать. Пойду-ка, тогда к сотнику, пусть
решает.
– Погодь! – остановил уже
спустившегося на три ступени напарника Малюта. – Ты глянь-кась. Да
не-ет! Не туда – левее смотри. Аккурат у корявой осины. У самых
корней.
– Храни Киалана! Неужто мертвяк! –
округлил глаза дозорный помоложе, с недоверием всматриваясь в
восставшую поодаль фигуру.
Серо-зелёная рожа, старый кожух
болтается на высохшем костяке как на пугале, космы клоками
торчат...
– Какой ещё мертвяк, Микола?!
Сартог, растопырь его сартог! Обычный. Живой, гад, и
невредимый.
Дозорный, укоризненно покосившись на
напарника, лишь покачал головой, срывая с плеча лук, бросился к
другой стороне смотровой площадки, откуда бить было сподручней.
Малюта досадливо дёрнул культей, то ощутила в пальцах стрелу давно
утраченная кисть. Микола, высунулся над ограждением, натягивая к
уху тетиву. В этот момент лазутчик их заметил. Петляя, что есть
мочи дал дёру в сторону близкого леса. Вдогонку со свистом ушли три
стрелы одна за другой. Может, и не был Микола таким зорким, как
старший товарищ, да стрелял метко. Две из трёх настигли сартога.
Тот, хромая и зажимая на плече рану, продолжил бежать.
Звук рога раздался одновременно с
лаем сторожевых псов, натасканные на чужаков, они повизгивали и
ярились.
– Разорвут, – опустил лук
Микола.
Дальше разведчиком было кому
заняться.
– Пущай, рвут, – Малюта не спешил
расслабляться, с тревогой вглядываясь в горизонт. – Где один сартог
– там и двое, а где два сартога – там и орда, дери их сартог...
– Типун тебе на язык! – Микола
покосился в сторону многочисленных дымков на горизонте. –
Обязательно трепаться на ночь глядя? – отчего-то дозорному стало
особенно неуютно, и взгляд против воли скользнул влево. Туда, где
над Изломом словно крадучись поднимался туман.
1.
– Семьдесят четыре громовика?! –
Великий Князь Богомил удивлённо глянул на советника, который
самодовольно улыбался и совершенно не спешил пояснить сказанные
слова. – Затолан, мне недосуг играть в твои игры, – на лице
самодержца мелькнуло раздражение.
Затолан тин Хорвейг украдкой
вздохнул, и заплывшие жирком глаза на миг превратились в щёлки,
когда он окинул взглядом уткнувшегося в бумаги Князя.
