Глава 1. Мейзамир
Чего она хочет, я знал, как свои пять пальцев. Женщины настолько
просто устроены! Погладь ее тут, почеши там, и бери ее тепленькую,
питайся в свое удовольствие…
Наблюдай, как дрожь наслаждения превращается в озноб агонии.
И пока стекленеют широко раскрытые в изумлении глаза,
дегустируй, смакуй медово-горький привкус чужой страсти.
Чернобровая томно проронила:
– Сейчас буду, – бросила на постель взгляд с поволокой желания и
скользнула в ванную.
Простыни ВИП-номера – голубые, с огромными рыжими лилиями,
хрустели чистотой. Их мятный аромат тонул в приторно-сладком мареве
духов.
Я сел на кровать, сбросил шелковую рубашку, и отшвырнул ее в
угол.
Стянул ботинки. Брюки снимать не стал – еще успеется.
Заводиться мне не требуется. Мучительный голод делает с телом
то, что вожделение – с человеческой плотью.
За все свои века я не встретил еще ту, единственную, что
подменила бы мой голод истинным желанием.
Чернобровая выскочила из ванной в одном пеньюаре – тонком, как
рассветная дымка. Шоколадного цвета волосы разметались по плечам –
острые углы удлиненного каре скрадывали излишнюю округлость
щек.
Я с улыбкой похлопал по кровати, глядя в лихорадочно сверкающие
глаза жертвы – темно-коричневые, как поздние сумерки.
Я прекрасно знал, что она сейчас видит. Совершенное мужское
тело, шикарные волосы, идеальное лицо – тяжеловатая челюсть и
высокий лоб придают ему мужественности. Ярко-голубые глаза, что так
восхищают землянок. Мое тело – смертельное оружие. Таких как я
человеческие женщины видят лишь в кино, в виртуальных каталогах, на
мелованных страницах глянцевых журналов. И большинство из них –
предметы хвастовства пластических хирургов и фотошоперов.
Я – настоящий. Моя кожа горяча, а губы – мягки. Я рожден
соблазнять, и наблюдать, как угасают женщины в моих объятиях.
Как же я обрадовался, когда среди людей появились индиго!
Сверхлюди, что не умирают после моей трапезы и, очень кстати,
теряют память.
Мерзко скребли на душе кошки, когда оставлял за собой вереницу
мертвых тел. Женщин, достаточно юных, чтобы породить зарю новой
жизни, достаточно прекрасных, чтобы выбрать для этого достойного
мужчину, породистого самца. Я жалел их, как жалел роскошные
воздушные корабли, что ежегодно приносили в жертву богам.
Им бы плавать меж облаков, переносить рирров с одного конца
света на другой. Им бы со свистом пронзать воздушные потоки,
разрезая их напополам.
А они горят, и пеплом уносится во славу богов.
Я радовался, что все чаще встречаю индиго, и жертвы выживают,
дав и мне не погибнуть. Остальные удовольствия шли бонусом.
Мне по нутру их гладкая кожа, прохладная и нежная, почти
нечеловеческая. Их юные тела, о которых старухи-ровестницы не смеют
и мечтать. И то, что пить из них можно не только химию желания,
оргазма, но еще и энергию.
Индиго редки, но кто ищет, тот найдет непременно. Женщины, что
пережили мужей, детей, внуков и правнуков не затеряются в толпе.
След многих утрат на их лицах не стирается даже светом улыбки. Они
смотрят вокруг, не видя красоты мира, не обращая внимания на
мужчин.
Но и в них, очень глубоко, затертая страхом утрат и смертей,
живет неистребимая жажда человеческого тепла, заботы и понимания.
Надежды вновь ощутить себя живыми.
Чернобровая – одна из таких. И я предвкушал сладость ее
настоянного на одиночестве возбуждения, горчинку ее скорби по
любви. Незабываемый вкус энергии индиго.
Под серебром пеньюара просвечивало белье – простое,
хлопковое.
Жертва подошла – уверенно, спокойно и плавно. Не виляя всем
подряд, как пьяные от вожделения девицы – их в заведениях города
как селедок в бочке.
Неспешно легла на постель, выгнулась кошкой и кивнула.
Я снял пеньюар, белье, освободив мягкие, но упругие холмы
грудей, чуть округлый, подтянутый живот. Все, как и ожидал.
