Предисловие
С другой стороны занавеса до слуха Люси доносился приглушённый гул множества голосов, стук откидных сидений. В него изредка вплетались – то детский смех, то сдерживаемое покашливание.
Она решила сквозь щель между занавесями оглядеть зал и арену – все места были заняты, и это очень порадовало её – аншлаг! Который день они выступают в этом городе, и всё аншлаг! Этот город принесёт нам удачу и выручку, подумала она. Можно надеяться на премиальные, а с ними и мне на новое платье.
Она перевела взгляд от трибун для зрителей на арену – униформисты заканчивали подготовку арены к общему, приветственному, выходу артистов.
Музыканты на галёрке настраивали свои инструменты – оттуда доносились: то мягкие звуки валторн, то неожиданно возникала какая-то мелодия скрипки, и вдруг её перебивала барабанная дробь. И всю эту какофонию звуков завершал удар в большой барабан.
Для Люси всё, что сейчас происходило вокруг, было «музыкой жизни», её жизни.
С малых лет она была окружена, и дышала воздухом цирка. Она купалась в нём наслаждаясь, и не могла представить себя вне цирка… Это была её жизнь.
Её родители, тоже работники цирка, но не артисты. Мать убирала в служебных помещениях, а отец делал то же самое, но в вольерах…
Ты что здесь делаешь? – раздался за спиной строгий голос. Тебе, что, не надо переодеваться к выступлению? Марш отсюда!
Она сразу узнала строгий голос директора, а узнав, мысленно представила его нахмуренные брови. Но глаза… Его всегда выдавали глаза – добрые, и с искорками лёгкой усмешки внутри зрачков, когда смотрел на неё. Она знала, Константин Петрович относится к ней, как к своей дочери, и поэтому не боялась его.
А чего ей бояться-то, если она с младенческих лет чаще сидела у него на коленях, чем у родного отца. И это он, когда ей исполнилось четыре года, первым показал ей арену.
И эта круглая, тринадцатиметровая, посыпанная опилками площадка, навсегда вросла в её душу и жизнь.
Цирк – это была она сама!
– Дядя Костя, вы только послушайте как шумит зал! Сколько в нём народа! Дядя Костя, снова аншлаг! – радостно воскликнула она!
– Ты права Люсьен, в этом городе у нас, оказывается, много поклонников, и надо постараться чтобы мы не потеряли их, – отвечая, он погладил Люсю по плечу.
Ладно, девочка. беги переодеваться, твой Вася уже приготовился к выступлению.
– Почему мой! – фыркнула она, но сердце при его имени радостно затрепетало в груди.
Ни дядя Костя, ни мои товарищи по манежу, никто-никто не знает ещё, что Василёк сегодня, во время репетиции, признался мне в любви, подумала она. И при мысли о любимом щёки её непроизвольно заалели.
И чтобы не выдать своих чувств, она, произнеся «Бегу!», побежала в общую с девчонками гримёрную.
По привычке толкнув дверь, она, не останавливаясь, хотела войти, но дверь не открылась. Чего это девчонки заперлись, удивляясь подумала она? И застучала кулачком по двери. Но дверь не открылась.
Тогда она, прижав ухо к двери, прислушалась, но в гримёрной было тихо – ни один звук не донёсся до её слуха.
Вот безалаберные девчонки, возмутилась Люся, мне переодеться надо, а они заперли гримёрку! И продолжая возмущаться, побежала на поиски ключа.
Спрашивая у одной, второй, третьей, она везде получала отрицательный ответ – нет, она не запирала, зачем?
