Год 764 со дня основания Морнийской
империи,
2 день месяца Разлива рек.
Маджайра смотрела вниз со стены и
никак не могла понять, что её насторожило. Просто… Откуда-то вдруг
появилось тоскливое, нехорошее предчувствие и не спешило уходить.
Скреблось внутри, как ветка дерева во время дождя в закрытые ставни
— так же пугающе, бессильно и злобно.
Взгляд скользил по знакомым местам и
не находил за что зацепиться. Всё выглядело, как обычно.
Ряды островерхих шатров вражеского
лагеря обступали стены дворца широким полукругом и тянулись до
самого горизонта. Висели без ветра понурые стяги, по которым
Маджайра выучила назубок всю гердеинскую знать. Ещё дальше паслись
лошади. В стороне от захваченной гавани лежали, вытащенные на
берег, вражеские корабли. А между лагерем и стеной, где раньше
располагались торговые кварталы, на многие сотни шагов не было
ничего, кроме коричневой глины, островков пожухлой травы и остовов
сожжённых домов.
— Адризель всемогущий, — прошептала
Маджайра начало заклинания, так похожее на молитву, — дай силы
увидеть незримое! Яви мне богами сокрытое! Смиренно молю тя и к
стопам твоим припадаю…
Смотреть на мир магическим зрением
было непросто. Всё словно подёрнулось полупрозрачной голубой
дымкой, а люди превратились в снопы живого огня.
Её магический дар — и её же проклятье
— позволял слышать мысли окружающих как собственные. Читать людей,
точно раскрытую книгу. Но обычно чужие мысли звучали одновременно и
скопом, назойливо жужжали в ушах и со временем сливались с фоном. С
тем же воем ветра и шумом прибоя.
А сейчас Маджайра могла внятно
расслышать каждое слово, каждое движение мысли — и на неё небесным
громом обрушилась бессильная злоба беженцев, их отчаяние и страх
перед захватчиками. Следом пришла усталость защитников дворца, их
вялые, тяжёлые мысли, а за ними — такая же усталость со стороны
осаждавших.
Рядовые гердеинцы боялись морнийцев и
Морнийскую империю. Ведь здесь боги являли людям свой гнев или
милость. Клятвы, принесённые на треугольнике — металлической
пластине, размером с кулак, помогающей концентрировать силу и
направлять заклинания, — всегда исполнялись. А одиннадцать танов во
главе с императором своей магией творили чудеса.
Больше других трепетали от страха и
взывали к несуществующим, фальшивым богам о защите несколько
человек. Маджайра мысленно потянулась к ним и тут же ошеломлённо
отпрянула — они находились совсем близко. По ощущениям, где-то
шагах в двухстах. Но если глаза ей не врали и поле оставалось
безлюдным, тогда…
Осаждавшие рыли подкоп.
— У нас проблемы. Доложите начальнику
стражи, что гердеинцы роют подкоп. Ну а я… Попробую кое-что
сделать, — скомандовала Маджайра ближайшему воину. Тот поклонился и
исчез, торопясь исполнить её поручение.
Набрав в грудь больше воздуха, она
нараспев зашептала:
— О Суйра, воительница-дева, врагов
копьём разящая! К ярости твоей взываю! Дай силы покарать
захватчиков…
Между соединённых пальцев — большой к
большому, указательный к указательному — вспыхнула голубая искра.
Несмело и будто таясь. С робостью, делающей честь молодой невесте,
и такой сейчас неуместной.
Маджайра вложила в призыв больше
отчаяния и злости, и искорка затеплилась, точно язычок свечи,
заластилась к пальцам.
— Пожалуйста! Больше силы! —
взмолилась она, и синее пламя, разгоревшись, потекло по рукам,
окутало фигуру, утопило в бездушной ярости первородной стихии.
Маджайра протянула руки к землекопам
и, дрожа от переполнявшей её мощи, прошептала:
— Узрите свой страх! Узрите и
убоитесь!
Пламя сорвалось с рук и, пройдя
сквозь землю, коснулось сознания землекопов. Стоило этому
случиться, как Маджайру повело в сторону. Перед глазами одна за
другой пронеслись картины чужих кошмаров, паника и острый до рвоты
ужас.
