Сделай вдох. Это просто. Начни движение с правой ноги и вперёд, плавно. В такт музыке. Ты ведь можешь, не ленись. Подключай руки. Вот, нежнее. Нежнее. Плавно. Я говорю плавно. Слышишь ритм? Ритм! Вот так. В каждой секунде оставайся лёгкой. Давай же! Что за прищур? Открой глаза. В чём же дело? Не смотри в окно. Танцуй!
В настойчивом дневном свете вилась тонкая нить холодного воздуха, и яркий луч заставлял веки сомкнуться. За окном бегут стройные ряды деревьев. Непрерывный поток. По ушам бьёт звук пролетающих грузовых поездов. Санкт-Петербургский экспресс врывался в февральскую Москву. Пассажиры, заглядываясь на пейзажи, невольно вздрагивали, представляя, что вскоре уют трёх часов сменит морозный воздух по щекам. Но кому-то уже давно нетерпелось покинуть нагретое место у окна. В воздухе что-то хрустнуло. Три часа в сидячем положении заставляют руки и ноги отяжелеть, – налиться бездействием, ленностью существования. Но как же это раздражает. Парень пошевелил безымянным пальцем и недовольно вздохнул. Не чувствует. Мышцы его, кости его застыли в жесте статуй из Эрмитажа. Странно – не чувствовать от шевеления ни боли, ни покалывания. Стиснув зубы он грубо сжал пальцы левой руки в кулак. Давай же, оживись, в конце-концов. От его попыток размяться, спрятанные за спокойствием скулы на лице стали слишком острыми. Но пальцы… Перед зелёными глазами пассажира в воздух поднялась совершенно тонкая, изящная ручка с кожей светлого тона. Звенья браслета на ней от запястья поползли вниз как ящерки. Тонкие пальцы мягко напрягаются, в ненавязчивом движении раскидываются веером, и по очереди то сгибаются, то выпрямляются. Живые. Они стали в воздухе считать не то пылинки, не то ноты воображаемой музыки. Пальцы поправили наушник. Шипящая нота фортепиано пробивалась через вакуум тишины вагона. Неведомая парню классическая музыка. Зелёные глаза опытным путём проследили, как девушка поправила прядь коротких волос и да, она заметила шпиона напротив – резко отвернулась к окну. Он хитро улыбнулся. Девушка с каре чёрных волос остановила музыку своего плейера на полпути. Осталось каких-то десять минут. Дальше только перрон Ленинградского вокзала. Подготовиться надо. От её лёгких движений тонкая жемчужная нить на шее приходила в движение, обрамляя хрупкие как у ребёнка ключицы.
Она заметила ещё одно наблюдение парня и поправила блузку, пригладила локон у уха. Парень наклонил голову. Нет, живая наполовину: загадочный изгиб её шеи напоминал скульптуру, собранную по чужой фантазии. Парень отлично знал эти особенные детали – ямка между ключицами и острый кончик носа очень правильно начертаны по телу. Природа редко умеет выделывать такие финты, за неё обыкновенно справляются творцы гипса, камня и глины.
Опять заметила. Девушка неуверенно улыбнулась. За всё время поездки этот парень первый раз обратил внимание. Или ей бы хотелось верить в то, что для него она была незаметной.
Поезд замедлил ход, приближаясь к бесконечным узлам железнодорожных путей, пролетая под широкими мостами федеральных трасс. Спокойно девушка взглянула в сторону парня. Лишь на секунду, чтобы понять, что он опять переводит свои глаза на неё. Надо ведь было найти кошелёк и паспорт, но она выбрала посмотреть в глаза напротив.
– Да… Ужасно некомфортно три часа в одном положении, – парень попытался вырулить переглядки на новый уровень.
Кроме шеи, ключиц и рук у пассажирки были исключительно примечательные глаза. Яркие. Карие. При чётком свете они переходили в изумрудный оттенок. Губы созданы по эскизу художника. Резкие. Призывные. А это каре? Возможно именно из-за него казалось что её шея вытягивается как на пружине.
