Историческая справка об Острове Крымль
Остров Крымль – самый большой из всех островов, которые в эпоху глобального потепления возникли в Мировом Океане. Точную площадь Острова установить пока не удалось так как экспедиция, посланная на разведку дальних территорий, до сих пор еще не вернулась. По слухам, членов этой экспедиции видели где-то в трущобах Таиланда, где они с успехом исполняли крымляндские народные частушки на тайском языке, но на официальном уровне эта информация подтверждения пока не нашла.
Не удается также установить и точную географическую принадлежность Крымля – европейцы считают Крымляндию частью Азиатского архипелага, тогда как азиаты склонны относить крымлян к европейцам. Сами же крымляндцы ничего по этому поводу не считают, поскольку в равной степени не верят ни тем, ни другим.
По свидетельствам античных историков крымляндцы являются людьми добродушными, но драчливыми. Так, французский путешественник Бонапарт сообщает, что на полпути путешествия по Острову его остановил какой-то одноглазый хулиган, который безо всяких на то оснований отходил незадачливого француза здоровенной дубиной по бокам и потом еще долго гнался за ним, подгоняя унизительными пинками и улюлюканьем.
По своему государственному устройству Остров Крымль представляет собой ясно выраженную анархическую монархию. Во главе Острова, по слухам, стоит исполняющий обязанности президента Царь, чьи полномочия подтверждены Царь-пушкой, Царь-колоколом, а также самим Царем. О другом политическом устройстве Острова известно немного, поскольку лингвисты до сих пор не могут расшифровать первую строчку крымляндской конституции, гласящую: «Закон – это часть лошадиной упряжи, которую поворачивают туда, куда надо ехать кучеру».
В целом жизнь на Острове интересна и разнообразна, чему немало способствует живость многонационального характера ее обитателей.
Из Большой Электронной Энциклопедии (Б-Э-Э)
Глава первая. Правдивая история о том, как полковник Горобец проводил следственно-розыскные мероприятия
Лежачих в палате было четверо – трое с переломами и пьяный фельдшер. Моя кровать стояла второй от окна. На этой кровати я и сидел, размышляя о том, как же мне повезло, и какие замечательные перспективы открывает передо мной лежание в полковом лазарете.
Повезло же мне вот в чем: на прошлой неделе я был командирован в дважды краснознаменный горобцовский полк с целью написать серию правдивых патриотических очерков о суровой и полной опасности воинской службе простых русских парней, и теперь, когда волею случая и судьбы я оказался на койке армейского лазарета, радовался возможностям, которые открывает передо мной непосредственное общение с героями моих будущих произведений. Известно ведь, что ничто так не располагает к откровенности, как совместное лежание в госпитале. Для меня, как для журналиста, это было большой удачей.
За окном лазарета полковник Горобец строил вверенный ему полк. Не в пример мне, настроение у полковника было отнюдь не безоблачным. Стоял он шагах в пятидесяти от окна, но даже с этого расстояния нетрудно было разглядеть, как по его лицу гуляют подозрительные пятна. Во всем его облике читалось что-то окаменевшее.
Я же продолжал сидеть и размышлять о своем журналистском везении. Взять, хотя бы, прапорщика Моржового, чья койка стояла рядом с моей. Он был первым, с кем я познакомился по своему прибытию в полк. Тогда прапорщик еще не лежал на больничной койке, закованным в гипс, а только-только собирался влезть на крышу казармы, чтобы снять оттуда большой рулон рубероида. Меня он попросил подержать лестницу, а когда уже нас несли в лазарет, здесь-то мы и познакомились поближе.