Ветер привычно выводил свою заунывную песнь, гуляя по скверам домов, теребя плохо натянутые струны проводов и заскакивая в щели закрывающихся дверей многочисленных подъездов. Грустно ползли по небу тёмные и тяжёлые, давящие расхлябанную психику не избалованных солнечным светом горожан, облака, то ли осыпаясь какой-то полупрозрачной мутью, то ли просто опустившись практически до самой земли. Снег, окончательно растаявший ещё пару дней назад, хрустел под ногами свежим настом, заставляя зябко ежиться не только от пронизывающих до самой печёнки порывов ветра, но и от самого этого звука. Словно ломающиеся кости, бр-р-р…
Ничто, наверное, в целом мире не бывает настолько одновременно и непредсказуемым и неприятно ожидаемым, как хреновая питерская погода.
Совсем новый кроссовок с хрустом провалился в едва схваченную тонким ледком и припорошенную снегом лужу, смачно чавкнув и возвестив о своей никчёмной влагозащите намокшим носком.
– Да чтоб тебя! – сокрушённо выругался Андрей, тряся ногой на манер кота. – Вот ведь срань!
И на кой ему вдруг взбрендило сегодня прогуляться до поликлиники пешком? Видимо, показавшегося на пару часов с утра солнышка оказалось достаточно, чтобы наполнить его самыми благостными порывами и мыслями, что вот она, весна, пришла. Прийти-то она пришла уже почти как месяц, да вот только что с того, если её и не видно вовсе?
Но не вызывать же теперь такси, когда до поликлиники осталось меньше километра, – ждать дольше, чем идти. Хотя жуть как хочется. От солнца остались одни воспоминания, колючий ветер настойчиво пробирается под весеннюю одежду, а из низких туч уже снова начинает сыпаться что-то ощутимое.
Андрей ускорился – хотелось побыстрей оказаться в помещении – и чуть не навернулся, поскользнувшись и, размахивая руками, проехав с полметра на одной ноге. «В жопу такую весну!» – эта мысль неизменно посещала его из года в год и не по одному разу.
До медучреждения двадцатисемилетний парень добрался уже щедро усыпанным мокрым снегом, крупными хлопьями валящимся сверху с такой интенсивностью, будто там работают тысячи и тысячи снегогенераторов. Отряхнувшись и натянув на обувь самые обычные бахилы, какие в платных клиниках уже давно заменили на напыляемые, Андрей скинул лёгкое пальто, сдал его в гардероб с живой(!) гардеробщицей – бодрой сухонькой старушкой, шутливо приветствующей каждого посетителя, и отправился на поиски прививочного кабинета.
Оный обнаружился на третьем этаже в левом конце коридора. Рядом с заветной дверью тёрлись одиннадцать человек, хмурыми лицами приветствовавшие нового адепта этого странного молчаливого культа поликлинической очереди. Андрей глянул на часы – время его записи наступит через двадцать семь минут.
В силу возраста он был редким гостем медучреждений, а в силу хорошей зарплаты о поликлиниках имел лишь смутные воспоминания со школьных времён, но эти воспоминания настойчиво твердили, что необходимо задать вопрос. Жизненно необходимо!
– Эм… Прошу прощения, вы все в триста двадцатый?
Несколько не особо дружелюбных звуков подтвердили его опасения.
– У меня номерок на девять сорок пять, – попытался он прояснить ситуацию.
– Молодой человек! – взвизгнула немолодая женщина из середины очереди. – Тут у всех номерки! У меня вот на девять ровно. Занимайте очередь и ждите.
– Я понял, – поспешил парень убраться из её поля зрения, обратившись к концу очереди. – Кто последний?
– За мной будете, – не открывая глаз и временами касаясь тонкого гладкого кольца на указательном пальце, сказал хорошо одетый мужчина средних лет.
Андрей со вздохом прислонился к стене рядом с ним, прикрыл глаза, коснулся большим пальцем правой руки указательного, вызывая чат со своим начальником, и отправил мысленное сообщение, намеренно делая пару ошибок: «Здорова, босс! Я, похоже, опоздаю, тут какая-то полиганальная секта у входа! Миром не пробьёшься».
