Внимательно смотря под ноги, чтобы не поскользнуться, я крепко
прижимала к груди пакет с продуктами и быстро шагала в сторону
дома. Всё тело требовало отдыха, спать хотелось настолько сильно,
что даже в уголках глаз жгло, будто песок попал. Еще бы! Три месяца
подряд вставать в пять тридцать утра. Тут уже не только спать
захочется, но и умереть. Нет. Умирать мне никак нельзя. Семья не
позволит, да и дочку поднимать, растить нужно. Собственно, только
из-за Анечки я здесь, на заработках, а не в родном городке, где
нищенская зарплата, куда не подайся.
Мороз больно щипает щеки и нос. Плотней кутаюсь в шарф и не
сбавляю шаг. Дутые штаны, которые я постоянно надеваю на рынок,
шоркают при любом, даже самом малейшем движении. Обычно, я не
обращаю на это внимания, а сейчас почему-то приглушенный шоркающий
звук немного нервирует.
Знаю причины своего предельно заведенного настроения, но
всячески пытаюсь их подавить в себе, опустить на самое дно, чтобы
даже не смели всплывать. Но как ни старайся, а от правды не
скроешься. Всё дело в моем муже. В Артуре. Сегодня мы должны были
работать вместе, но он быстро отпросился у моей старшей сестры,
собственно, которая являлась нашим непосредственным начальником и
куда-то ушел. Весь товар мне пришлось раскладывать самой, потом же
вечером в одиночку всё нереализованное обратно упаковывать и
отвозить на склад. А в промежутках между этими довольно трудными
процессами стоять на морозе и торговать. Мне кажется, что волчий
холод уже въелся в кости и отогреться, теперь никак не получится.
Хоть лезь в ванну с кипятком.
Зато мой благоверный вряд ли сегодня поднял что-то тяжелее ложки
и меня это злит. Злит то, что я должна впахивать за троих, хотя
вроде бы не у меня яйца между ног. Злит то, что я откладываю
деньги, чтобы, когда мы вернулись домой, можно было купить
достойную квартиру и обеспечить Анечке хорошую жизнь. Злит то, что
Артур вообще ни о чем не думает, кроме гулянок. Он не был таким
безответственным до того, как мы сюда приехали. Здешнее окружение
быстро его испортило, но и Артур уже давно не ребенок, должен
понимать, что хорошо, а что плохо. Должен. Но не понимает. Хотя нам
всего-то по двадцать три года. Какие там взрослые люди!
Как только начинаю обо всём этом думать, сразу же становится
больно и тяжело на душе. Мы ведь поженились не от большой и светлой
любви. Просто и я, и Артур стремились поскорей избавиться от
родительского ярма. Артур со своей матерью не мог ужиться, уж
слишком похожи их характеры. Я же не могла ужиться со своей
матерью, потому что, мы слишком разные, а отчим не стал для меня
близким человеком, хоть я его и уважаю. Но если так посудить, то и
родители от нас тоже хотели избавиться, как бы это жестоко не
звучало. Мои целиком и полностью заняты воспитанием моей младшей
сестры, родившейся от отчима. Мать Артура себя видела исключительно
в работе, а не в семье.
Потом, когда мы уже поженились, я прониклась к Артуру нежными
чувствами, любовью и ревностью. У нас родилась прекрасная дочка и
она единственная, из-за чего я не жалею о своем раннем замужестве.
Но чем дольше я живу с Артуром, тем больше убеждаюсь, что он
совершенно не создан для семьи, серьезных поступков и вряд ли
когда-то уже созреет для них. Это удручает меня. Сама росла без
отца, и такой же участи для Анечки мне хотелось меньше всего. Я
делаю всё, чтобы наша семья не распалась, но чувствую, что сил уже
никаких просто не осталось.
Чуть не упав прямо на входе в подъезд, тихо ругаюсь про себя.
Ну, неужели так трудно посыпать дорожку солью или песком? Стоит раз
самой забыть сделать это, так никто не пошевелится, хотя непременно
каждый на замёрзшей луже вытворяет всякие пируэты, прежде чем
попадет в дом.
