Ещё со школы я недурно владел английским. Со временем
мне не раз доводилось оттачивать произношение, общаясь
с фирмачами из-за бугра. Бизнес мой, хоть и твёрдо
держался на плаву, но наём для работы длинноногой
переводчицы я считал дорогим излишеством. Когда же
в конторе появлялся очередной иностранец, я сам брал его
в оборот и немало преуспел в этом.
Однако, я и предположить не мог, какие неожиданные
дивиденды принесёт мне мой «английский без словаря». Однажды
июльским вечером мне позвонили. Закадычный приятель Стёпка
извиняющимся тоном, каким обычно просят пару сотен
до понедельника, загнусил в трубку:
— Макс, братан, выручай. Моей родственницы дочка завалила
зачёт по инглишу. Девочка правильная, первый курс закончила,
а вот с английским, полный застой. Беда, если
из института попрут.
— Ну а я здесь с какого бока?
— Ты ж у нас полиглот, брателла! Позанимайся
с девчонкой.
— Почему я? Пусть ей предки репетитора организуют, —
попытался я отбояриться от неожиданного предложения.
— Предки где-то в Америке по контракту, —
налегал Стёпа, — девчонку оставили на двоюродную сестру.
А той, самой до себя.
— Ладно, — сдался я, — передай юному дарованию:
буду ждать её в субботу часа в четыре.
Юное дарование позвонило в мою дверь в субботу ровно
в четыре вечера. Это была прелестная девушка, стройная,
светловолосая, с огромными как у барби глазами.
За её спиной угадывался школьный рюкзак, набитый, очевидно,
целой кипой учебников и тетрадей.
— Меня зовут Настя, — объявила прелестная девушка,
не решаясь переступить порог.
— Максим. Максим Сергеевич, — представился я,
пропуская юную ученицу в прихожую.
Настя очаровала меня своим мягким произношением,
но с грамматикой дела обстояли весьма печально. Да
и новые слова запоминались ею без той лёгкости, как это
давалось когда-то мне. Поломав голову над выбором методы, я решил
расшевелить предметно-образное мышление моей ученицы. Называя
предмет, я брал его в руки или показывал на него. Дело
сразу пошло быстрее.
От неодушевлённых мы понемногу переключились
на одушевлённые. Здесь также приходилось прибегать
к демонстрации. Называя по-английски «пальцы», «рука»,
«плечо», я всякий раз прикасался к Насте, принуждая повторять
произнесённые мной слова.
Когда же черёд дошёл до слов «щека», «шея», «волосы»,
я вдруг заметил, как настин голосок дрогнул и моя метода
впервые дала сбой. Пришлось повторить ещё и ещё раз. Настя
вконец смутилась, и урок пришлось закончить, едва добравшись
до слов «губы», «брови», «глаза».
В следующую субботу я встретил Настю возле своего подъезда
за полчаса до оговорённого срока. Девушку было
не узнать! Куда только подевался тот «гадкий утёнок» недельной
давности? Лицо Насти сияло от макияжа, волосы распущены
свободным манером.
— У вас вечеринка сегодня? — поинтересовался я,
мельком глянув на донельзя короткую юбочку и топ,
неспособный прикрыть голый едва загорелый живот девушки.
— Да нет, я так просто, — Настя смущённо повела плечом
и прикрыла живот учебниками.
Я пропустил девушку вперёд, и она прошла в подъезд,
обдав меня шлейфом дорогих вечерних духов. Пока Настя вышагивала
по ступенькам, я успел воздать должное её стройным,
но лишённым юношеской худобы ногам. В её хрупкой фигурке
уже угадывалась зарождающаяся, рвущаяся наружу женственность
Оказавшись в квартире, мы тотчас прошли в зал,
к месту наших занятий.
— Итак, на чём мы остановились, Настенька? —
бодро спросил я, стараясь не пялиться на её голые
коленки.
— На слове «губы», Максим Сергеевич, — напомнила
Настя, коснувшись кончиком карандаша губ, лоснящихся
от помады.
Это была уже явная провокация, но я обыденным тоном
продолжил:
— Хорошо, Настенька. Ну и как же губы
по-английски?
