Долгий день, полный событий и впечатлений, подошел к концу.
Поужинав в столовой гостиницы, мы с однокурсниками, усталые, но
счастливые, разбрелись по гостиничным номерам. Генка Потапов, Жека
по кличке Слон и я жили в 34-м, на третьем этаже. Мы поднялись к
себе и, не раздеваясь, рухнули на кровати, вяло делясь
впечатлениями об экскурсиях и жизни вообще.
За этим занятием нас и застала Вера Сергеевна, химичка с кафедры
химтехологий. Она и еще двое из деканата поехали с нами в
трехдневный тур, чтобы оградить славный город Калининград от
возможных катаклизмов и разрушений. Вера Сергеевна распахнула дверь
и, войдя в комнату, скомандовала:
- А ну ка, встали, умылись, почистили зубки и спать. Только
раздеться не забудьте, приду проверю.
Она дождалась, пока мы со стонами направимся в ванную и, только
тогда развернулась и вышла из номера.
- Как тебе Верочка? – спросил Жека, пуская из крана теплую воду,
- я бы ей вдул, если бы был постарше. Видал, какие у нее
сиськи?
Жека целый год мутил с девчонкой из параллельной группы и
рассказывал нам, как они трахались с ней у неё в общаге, в парке и,
даже, в институцкой библиотеке. Половину он, конечно, наврал, но мы
с Генкой слушали его, раскрыв рты. Надо ли говорить, что Жека для
нас был авторитетом по этой теме?!
У меня тоже была девчонка. Одногруппница Наташка. Но мне нечем
было похвастать: дальше поцелуев и обжиманий у нас с ней не
заходило. Только сегодня Наташка разрешила потрогать свою грудь, да
и то, через платье. Я вздохнул, вообразив на месте Наташки Веру
Сергеевну, плеснул на лицо воды, растер по щекам и поплелся
спать.
Но сон почему-то не шёл. Жека с Генкой уже сопели, намучившись
за целый день экскурсий, а я лишь ворочался в полудреме, вспоминая
губы и шею Наташки, куда она позволяла себя целовать. Когда же
вспомнились ее мягкие округлые груди под тонким платьем, сон улетел
совсем. Я начал представлять, как она расстегивает пуговки на
платье, как берет мои руки и кладет ладони на белый шелковый
лифчик. Меня обдало жаркой волной, а сердце заколотилось точно на
финише стометровки. Я почувствовал, как наполняется, как начинает
пульсировать жизнью мой самый тайный, самый запретный орган. Я
протянул руку и потрогал его упругую плоть. Ему было тесно в узких
трусах, и я выпустил пленника наружу, удивляясь его непонятной мне
силе. Я потрогал его тугую головку и почувствовал её жар.
Прикосновение было необъяснимо приятным и снова перед глазами
возникла Наташка расстегивающая платье.
Я потянул кожицу на головке и представил, как Наташка снимает
лифчик, как я трогаю ладонями её, теперь уже голые, упругие груди.
По моему телу пробежала мелкая нервная дрожь, а рука, помимо воли,
принялась теребить головку. Картинки, что рисовало мое воображение,
становились все откровенней. Вот Наташка совсем сняла платье, а вот
и стянула трусики. Я в каком-то исступлении обнимаю её голую,
мягкую, теплую и вдруг вижу, что не Наташка это вовсе, а Вера
Сергеевна.
Она строго смотрит на меня и, улыбаясь шепчет:
- Ну, что ж ты, Максим Субботин, ласкай меня! Или ты не
умеешь?
Я теряюсь, не зная, что делать. Картинка дрожит, готовая
исчезнуть, пропасть.
Я судорожно вспоминаю, что рассказывал Жека. “Моя любит, когда я
ей сначала соски помну, - заявлял он авторитетно. – Можно пальцами,
можно губами. Её от этого так прет, что и кончить может”.
Вооруженный подсказкой, я снова вернулся в картинку и тронул
грудь Веры Сергеевны. Груди Веры Сергеевны, не в пример наташкиным,
были большими, сочными. Мои пальцы сжали соски учительницы и
принялись теребить их.
- Молодец, Субботин, - похвалила Вера Сергеевна, точно я только
что сдал зачёт, - теперь пососи губами.
