- Асенька, девочка моя, просыпайся!
Чьи-то пальцы осторожно, будто боясь
напугать прикосновением, тронули щеку, скользнули по подбородку,
потом коснулись кончика носа, погладили правую бровь. Мне все еще
что-то снилось, что-то теплое, как летнее солнышко, что-то близкое,
знакомое... Но мозг уже пытался выбраться из липкой паутины сна,
ему хотелось работать - анализировать, думать, размышлять... И
первое, за что он уцепился - голос. Приятный мужской, даже,
кажется, знакомый голос... Только чей?
- Кто здесь? - спросила я и открыла
глаза.
В комнате было очень светло. И,
возможно, именно от обилия света у меня сразу же закружилась
голова. Ворвавшийся в открытое окно ветер неожиданно подхватил
белоснежную штору, поднял вверх и резко опустил вниз. И вместе с
этой шторой вверх-вниз скользнул мой взгляд. Перед глазами
потемнело, и все исчезло...
- Ася, пора принимать лекарство.
Голос мне был уже знаком. Я
вслушалась, боясь открывать глаза - мозг требовал дать ему пищу для
работы и не отключать, пока "не загрузится" полностью. Ася? Это
кто? Я мысленно повторила несколько раз это имя. Оно было
незнакомым. Может быть, в комнате, где я нахожусь, есть и другие
люди, кроме меня и обладателя этого настойчивого голоса? И тогда он
обращается вовсе не ко мне, а к какой-то другой девушке? Нет... Мне
бы хотелось, чтобы ко мне! Вон он какой красивый - бархатный,
правильно поставленный. "Голос, которым работают", - почему-то
подумалось вдруг. Кем работают? С чего я это взяла?
А я кем работаю? А как... как меня
зовут? В виски ударила волна непонятного, необъяснимого страха. Я
забеспокоилась, вцепилась левой рукой (правой почему-то получилось
только взмахнуть!) в одеяло, которым была укрыть по пояс, и резко
села, одновременно с движением открывая глаза.
- Ты зачем, глупая? Нельзя же
так!
Комната сразу же закружилась перед
глазами, но крепкие руки, бережно обхватив за плечи и поддержав
голову, осторожно уложили обратно на подушку. Он завис надо мною, и
я с интересом уставилась на красивое мужское лицо. "Похож на
какого-то актера", - подумалось вдруг. Я напрягла память, но
вспомнить имя этого актера так и не смогла. Черноволосый,
кареглазый, с небольшой горбинкой на носу, смуглый или просто
сильно загорелый...
- Красивый...
- Чт-то? - черные брови сложились
"домиком", выделив морщинки на лбу.
- Ты красивый, говорю, - повторила и
ужаснулась - это мой голос? Такой чужой, хриплый, неприятный...
Он вдруг улыбнулся, Как-то
кривовато, странно, будто бы и не смешно ему вовсе было, но
улыбнуться нужно, вот он и сделал то, что требовалось.
- Ничего не изменилось. Что думаешь,
то и говоришь, - сказал с горечью, как будто я сделала что-то
плохое.
И я вдруг поняла! Меня осенило! И я
очень обрадовалась своей догадке! Конечно же! Мне сделали операцию,
и я ничего не помню потому, что так на меня подействовал наркоз! Но
скоро все пройдет! И я буду... что делать? Танцевать? Нет...
Пить!
- Пить хочу, - прошептала, тоскливо
посмотрев в его глаза.
- Да, конечно.
Если, не шевелясь, следить за его
неторопливыми, уверенными движениями, оказывается, голова не
кружится! Мне понравилось. И то, что не кружится голова, и то, что
за ним можно следить. Одет по-домашнему - джинсовые шорты,
болтающиеся на бедрах и широкая футболка, чуть коротковатая,
заканчивающаяся, не доходя до пояса, и открывающая взгляду
тренированный, загорелый живот с кубиками пресса. Он, приподняв мою
голову, поднес к губам высокий бокал с водой, и я с жадностью
выпила ровно половину. Пила бы и больше, да только он убрал,
промокнул салфеткой мне губы, а стакан поставил обратно. Попросить
еще я почему-то не посмела.
- А ты кто? - спросила, сгорая от
любопытства. Вот если муж! Такой-то красавец!
