- Полиночка,
почему ты не спишь? - мама трогает теплой мягкой ладонью мой лоб, а
потом, точно таким же движением кладет ее на лоб
спящего Андрюши. - Все в порядке. Он не горячий. Таблетка
подействовала. Ложись спать, моя хорошая.
Я покидаю свой
пост у изголовья брата, послушно бреду к своей кровати - до самой
школы мы жили с ним в одной комнате - и укладываюсь. Мама
укрывает, разглаживает одеяло, подтыкает его край под мои замерзшие
ноги и, прежде чем поцеловать в лоб, говорит:
- Я знаю, что ты очень
его любишь, моя добрая девочка, и я тоже люблю... И его, и тебя, и
Кирюшу. Все будет хорошо, правда. У Андрюши ангина, это не страшно,
он обязательно выздоровеет.
... Иногда мне
кажется, что уже тогда, будучи девчонкой-несмышленышем,
я любила его иначе, чем старшего брата Кирилла. В то время,
конечно, я еще не знала, что спустя десяток лет, он станет моей
первой любовью. И уж точно даже предположить не могла, что в
моей жизни будет только одна любовь. К нему. Это потом, намного
позже, я буду постоянно задаваться вопросом о несправедливости
факта только моей осведомленности в том, что он мне не брат!
Долгие годы я буду выходить из себя, думая о том, что Андрюша
только делает вид, что не помнит о детском доме, не помнит
о том, что когда-то у него была другая мать! Нет, я ни в коем
случае не ревновала его к нашим родителям! Хотя нет, все-таки
ревновала... Только не их к нему, а его к ним! А это - большая
разница! Даже к родителям ревновала его! Жаль только, что мой язык
не способен был озвучить БРАТУ правду. Я изводила его. Я изводила
себя. Я изводила родителей. Я была просто невыносима.
... Нам
по шестнадцать...
- Полина,
передай соль, пожалуйста!
О, эта
долгожданная просьба! Та-ак! Как бы это сделать... А
вот!
- Держи, братишка! -
ловкое, практически неуловимое движение и крышка слетает с солонки,
а Андрей берется именно за неё, за крышку! И, вуаля! Солонка
целиком и полностью летит в Андрюхину солянку, разбрызгивая бульон
с кусочками ветчины на скатерть и, конечно, на брата!
- Полина, что здесь
происходит? - мама, как всегда возвращается не вовремя.
- А чего это сразу
Полина? Это Андрюха! - я обиженно кривлю губы - МХАТ
отдыхает!
- Андрей? - мамин голос
отчего-то звучит недоверчиво.
- Мам, прости,
это я виноват! Я все уберу!
Почему? Ну почему он
все равно ТАК смотрит на меня? Почему в его глазах смешинки и
нежность? Сдай меня хотя бы разок! Умоляю! Чтобы я перестала,
наконец, так восхищаться тобой...
Нам по
семнадцать.... Зима, 2010 год
- Да, пап!
- Полинка, я тут
проезжаю мимо твоего катка. Подобрать?
- Э-э, нет! Не нужно!
Тут Никитос цветы на трибуне замораживает. Думаю, так и быть,
сегодня пройдусь с моим бедным Ромео.
-Ну-ну, пройдись!
Только сильно не издевайся над парнем!
- Хорошо,
папочка.
Я выписываю
замысловатые узоры на льду. Обязательная часть тренировки
закончилась, и теперь я расслабленно катаюсь так, в удовольствие,
для себя. Над движениями не раздумываю - тренированное тело само в
курсе, что делать. Думаю о другом... О том, что потом заношу в
дневник, с которым не расстаюсь даже на тренировках - он лежит в
спортивной сумке, в отдельном кармашке, потому что когда из
раздевалки расходятся девчонки, у меня остается еще пара минут,
чтобы в одиночестве записать:
"...Наша странная семья.
Удивительно гармоничная, как на мой взгляд. Семья, где папа без ума
от мамы. Семья, где мама до сих пор во время отцовских командировок
спит в обнимку с его свитером! Я все знаю о нашей семье. Я умею
наблюдать. Я умею выпытывать. Я - хренов Шерлок Холмс. Папа мне не
родной. Так же как и Андрею. И даже Кириллу. Только Ульянке повезло
- у нее самый лучший набор генов среди всех детей Логвиновых. Хотя
мой родной отец тоже был замечательным парнем. Жаль, мне не
довелось его увидеть.
