Видавшая виды «Киа» Яромира Крюкова захрипела в последний раз и замерла посреди дороги, точнее, направления. Сейчас это была грязная колея, теряющаяся в предвечерних сумерках где-то меж бескрайних, мокрых от недавнего дождя подмосковных полей. Справа и слева – стена сырого, по-осеннему оголённого леса. Сзади – километры пустоты. Впереди – неизвестность и быстро сгущающаяся тьма.
Яромир выругался сквозь зубы, ударив ладонью по ни в чём неповинному рулю. «Прекрасно! Просто замечательно! Мало ему неподъёмных выплат по кредитам и ипотеки к своим двадцати семи годам, так и заказ клиента довезти не смог. Что за напасть!» Поломка была внезапной и фатальной – что-то глухо булькнуло под капотом, стрелка температуры взлетела в красную зону, и мотор сдался. Телефон упорно показывал одну черточку вместо антенны. «Глухомань», – мрачно констатировал парень про себя. Идеальный финал к его и без того не задавшемуся дню, неделе, пожалуй, жизни. Город с его бетонными коробками, вечной спешкой, натужным гудением и чувством потерянности остался где-то далеко, а здесь… Здесь была только сырая тишина, давящая своим масштабом и безлюдностью.
Он вышел из машины. Холодный, промозглый воздух надавил на лёгкие. Грязь чавкала под ботинками. Надо было решать, что делать. Ждать помощи здесь, на дороге, было сродни самоубийству – машины не проезжали уже час. Идти вперёд? Надеяться на деревню, упомянутую на последнем, стёршемся от времени указателе километров пять или гораздо больше, назад? «Уютное». Название звучало как насмешка.
Яромир взвалил на плечи рюкзак с самым необходимым, бросил последний взгляд на мёртвую машину – чуть видный силуэт на фоне грязно-серого неба – и зашагал вперёд по колее.
Лес стеной стоял по обочинам, чёрные, мокрые стволы сливались в непроглядную массу. Сумерки сгущались с пугающей скоростью, превращая обычный подмосковный пейзаж в чуждый, первобытный мир. Тишину нарушали лишь собственные шаги да редкие, жутковатые крики невидимых в чаще птиц.
Он шёл, казалось, вечность, уже начав сомневаться в существовании самой деревни, когда впереди, на повороте дороги, мелькнул слабый, жёлтый огонёк. Не фонарь, а скорее свет в окне. Сердце Яромира учащённо забилось – смесь надежды и необъяснимой тревоги. «Захочет ли кто открыть незнакомцу в ночь?»
Деревня «Уютное» встретила его полным безмолвием и полуразрухой. Несколько покосившихся изб с заколоченными окнами, заросшие бурьяном огороды, покинутый колодец. Жизнь, казалось, давно отсюда ушла. Но огонёк горел – в крайней избе, чуть в стороне от основной улицы, у самого леса. Дом выделялся – срубленный из толстых брёвен, потемневших от времени, но крепкий, не покосившийся. Высокий, глухой забор из неструганых жердей огораживал небольшой двор. Из трубы валил густой, жирный дым – пахло чем-то печёным, приятным, но незнакомым… может, сушёными травами.
Яромир подошёл к калитке. Сомнения грызли: кто тут живёт? Не напугаю ли, явившись в такой глуши? Но холод, усталость и абсолютная бесперспективность ночёвки под открытым небом перевесили. Он толкнул скрипучую калитку.
Во дворе было прибрано – чувствовалась хозяйская рука: аккуратно сложенные дрова, чисто подметённые ступеньки крыльца. Яромир поднялся по жалобно скрипнувшим доскам и постучал в массивную, оби́тую железом дверь.
Внутри послышались шаги, щёлкнула задвижка. Дверь отворилась, и в проёме возникла фигура.
Старик. Высокий, сухопарый, но не сгорбленный. Лицо изрезано глубокими морщинами, однако глаза… Глаза были пронзительно светлыми, почти молодыми, и смотрели на Яромира с неожиданной для этой глуши живой внимательностью. Он был одет просто, но опрятно: тёмные штаны, тёплая вязаная кофта.
