Я стою на берегу мелкой, но довольно бодро текущей речушки и
утираю мокрое лицо грязным рукавом куртки. На дворе ноябрь, вода в
Сотимке ледяная, и я просто молча стою в одном резиновом сапожке,
глядя, как второй уплывает за поворот бережка, и реву. Это чудесные
сапожки, розовые с блестяшками и изображением разноцветного
единорога на голенище. У меня никогда раньше таких не было и,
наверное, уже никогда не будет. Это был подарок от бабули за
отлично оконченную четверть, случившийся потому, что она выиграла в
лотерею. У мамы таких денег подавно нет, и максимум, что мне светит
теперь - чёрные пластмассовые калоши из местного сельпо. Это
разрывает моё юное восьмилетнее сердце на части.
Позже я узнаю, что бабуля сказала про лотерею больше в шутку, а ещё
- чтобы я не клянчила у неё всякие глупости - и на самом деле
деньги она копила постоянно, чтобы обеспечивать меня всем, что
нужно, по мере необходимости. Но в тот момент - горе моё было
безутешно.
- Ты чего ревёшь? - прозвучал незнакомый мальчишеский голос у меня
над ухом так неожиданно, что я чуть не подпрыгнула и напрочь забыла
плакать.
Оглянулась и с любопытством и возмущением оглядела парнишку
примерно моих лет в драных грязных спортивных штанах с вытянутыми
коленками и примерно такой же фешенебельной курточке. К слову, это
был явно не утеплённый пуховик, а скорее ветровка, причём весьма
древняя, вряд ли способная защитить ребёнка от пронизывающего
ноябрьского ветра с реки, однако мальчик даже не ёжился - стоял
спокойно, сунув руки в карманы растянутых штанов, и разглядывал
меня с ленивым интересом. Закончив осмотр потёртыми,
растрескавшимися кедами, я вдумалась в суть обращённого ко мне
вопроса, и к горлу тут же снова подкатил комок. Изо всех сил
сдерживаясь, чтобы не зареветь, но при этом передать мальчику всю
свою скорбь, я взвыла:
- У меня сапоог уплыыыл!
Его взгляд тут же скользнул куда надо - вниз по течению реки.
Возможно, он даже заметил мелькнувший напоследок краешек розового
резинового чуда - глаза его вспыхнули, и он вскрикнул:
- Не плачь, его ещё можно спасти! Побежали!
Он даже слегка дёрнул меня за плечо, но я ахнула и беспомощно
взмахнула руками, тут же наступив необутой ногой в мягкий мокрый
прибрежный ил.
- Чёрт, забыл! - ухмыльнулся мальчик и вдруг в мгновение ока скинул
с себя древние кеды и поставил их передо мной, сам оказавшись чуть
не по щиколотку в ледяной грязи.
- С ума сошёл! Простудишься! Заболеешь!
- Вот ещё! Я не девчонка какая-нибудь!
- Хоть бы один дал, второй-то у меня есть...
- И что мне толку с одного? Надевай и пошли, пока твой сапог в море
не уплыл!
Я сняла грязный носок с одной ноги и послушно нацепила кеды, сразу
ощутив, как в них мокро и грязно, но чувство благодарности за такой
широкий жест не позволило мне сказать об этом вслух.
Мы бежали по берегу, чавкая грязью, и несмотря на то, что мне было
жалко доброго мальчика, который шлёпал босиком по этому жуткому
болоту, я не могла унять ликования в груди. Во-первых, я почему-то
твёрдо уверовала в возможность спасения сапожка с единорогом.
Во-вторых, мне было безумно приятно, что незнакомый человек принял
такое участие в моих бедах - и это не говоря о том, что у меня
вообще не было друзей в Филимоново, так как я приехала сюда впервые
за долгое-долгое время, а общительностью не отличалась.
- А что, - кричала я, уже широко улыбаясь вместо того, чтобы
плакать, - Сотимка в море впадает?
- Все же реки в море впадают! - орал мне в ответ мальчик, чуть
поворачивая голову, но не снижая скорости.
- Так значит, тут рядом море?! - изумлённо вопила я. Самый большой
фанат моря, из всех людей на свете. Была один раз, в четыре года,
но забыть никак не могла.
