— Значит так, — глубокий вдох босса был рваным и жестким. Словно
он рычал на меня, — я последний раз тебя спрашиваю, Симонова!
Отвечать четко, внятно, кратко.
Офисная блуза с юбкой давно уже стали мокрыми от страха, как
после дождя. Я буквально прилипла к кожаному дивану, только вот это
меня совершенно не заботило… Дрожа от ужаса, я с трудом более-менее
внятно прохрипела:
— Да-да?
Павел Григорьевич посмотрел на меня, как на идиотку. Как на
охреневшую и попутавшую берега мышь у него на пути, которая смела
говорить что-то не то. В его серых глазах я явно видела не просто
свое увольнение, но и мучительную смерть с долгими пытками.
«Ему ведь ничего не стоит прикопать тебя под елочкой. Таким, как
Астафьев, никто вопросов не задает!», — успокоил внутренний голос,
когда я и без подобных «подбадриваний» едва ли в обморок не
падала.
— Сегодня, — кинув пустой стакан от виски на стол, босс резко
взмахнул рукой и поднес кисть с часами ближе к лицу. Клянусь, в
моменте я была уверена — сейчас он меня приложит с левой. Все в
офисе говорили, что босс наш — крутой каратист. Прямо видела четко
у себя в сознании картину, как лечу через весь кабинет колобочком и
томно вздыхаю про себя: «Действительно, великий каратист!». Только
вот мужчина просто сверился с часами и рявкнул: — ровно в
двенадцать ноль-ноль я дал тебе кожаную сумку, верно?
Я уже совершенно не понимала, в чем дело, потому просто
ответственно кивнула:
— Конечно.
Пока мое тело сводило от напряжения, Павел Григорьевич позиции
не сдавал. Словно нарочито медленно он поднялся с места, нависая
надо мной коршуном:
— И?.. Где она, Сонечка??? ГДЕ. СУМКА?!
Скребя ноготочками по дивану, я старалась делать вид, словно все
хорошо. Словно я спокойна, как удав и уверенна в себе. Только вот
каждое слово, вырывающееся из губ, буквально «царапало» изнутри
наждачкой от страха:
— Ваша сумка там, куда вы просили ее отвезти: у вашего отца.
Так уж вышло, с шестнадцати лет я, по просьбе подруги матери,
подрабатывала личным секретарем отца текущего босса. С годами
старик рассорился с сыном, они разделили компанию на два филиала, и
теперь восседали в разных частях столицы, старались пересекаться
только при крайней необходимости. Я «отошла по наследству» сыночку
— Павлу Григорьевичу. Стала его «девушкой на побегушках».
Он всегда мне нравился: веселый, позитивный, умный мужчина.
Черный костюм всегда сидел на нем, как влитой. Словно он уже
родился в костюме с иголочки, с бокалом виски в руке и сигарой в
зубах. Босс обладал магией, заставляющей всех девушек вокруг его
обожать. Буквально каждая слюнями истекала ему вслед! А он в свои
тридцать два продолжал отпускать всем пошлые шуточки,
многозначительно подмигивать, поражать искрометным умом и…
Оставался холостым бабником, беззастенчиво разбивающим все
попадающиеся под руки женские сердца.
И все равно он мне нравился. Все три года, что батрачила на него
— бед не знала. Отец и сын доверяли мне, я была кем-то вроде
«мирным гонцом» между ними. Мне даже заочную учебу в лучшем вузе
страны оплатили!
И вот пришел тот день, когда сказка рухнула.
— Нет сумки, Сонечка, — цедя слова, босс разговаривал со мной,
как с отсталой идиоткой. — Нет ее! Папа ничего не получал! — резкий
удар кулаком по столу и в моей жизни случился первый микроинсульт.
Подавившись слюной, я накрыла сердце ладонью боясь, что оно просто
выскочит из груди от такого ненормального биения. — Ты куда деньги
дела?!
Вот тут-то мой мозг и выключился на целую минуту. Нервно моргая,
я пыталась избавиться от «ошибки четыреста четыре» в голове и
перезагрузить систему. А Павел Григорьевич изучал меня внимательно,
будто пытался понять обман и раскусить злостную преступницу.
