Gute Madchen kommen in den Himmel,
bose uberall hin[1]
Желтый свет фар несся по черному
асфальту дороги. Легко проскальзывая над ямами и колдобинами,
конусы света летели все дальше, все быстрее, словно рассчитывая
удрать от гонящейся за ними здоровенной фуры с прицепом. Но
рычащая, как динозавр, фура ломилась следом, рассекая лобовым
стеклом еще горячий после раскаленного дня, пропахший пылью воздух,
и свет снова мчался все вперед и вперед…
В кабине фуры, пропитанной жарой,
бензином и потом до такой степени, что даже ночная прохлада не
могла разогнать застоявшиеся запахи, сидели двое.
- За нами они едут! – высовывая
круглую, как футбольный мяч, коротко стриженную башку в окошко,
прокричал подпрыгивающий на пассажирском сидении здоровяк. – А ты
говоришь: случайность, случайность! – в его голосе звучали
истерично-визгливые нотки, плохо совместимые с пудовыми кулачищами
и накачанным бычьим загривком.
Водитель – мелкий, худой и жилистый,
похожий на злого шершня – бросил обеспокоенный взгляд в зеркальце
бокового вида. Метрах в ста позади фуры, не приближаясь, но и не
удаляясь, светились чьи-то фары.
- Сдали-и-и нас! – взвыл здоровяк, и
затряс вислыми, как у бульдога, щеками.
- Заткнись, придурок! – заорал
водила. – Послал же бог напарничка! Если б сдали, нас бы уже давно
менты караулили! Забыл, что у нас в прицепе? – щуплый снова
поглядел в боковое зеркальце – свет фар прыгал над дорогой позади
них – далеко, но неотвязно. – Едут себе и едут, дорога общая! –
сказал он, но в голосе у него прозвучали неуверенные нотки.
- А чего ночью? – прохныкал
здоровяк, мгновенно уловивший эту неуверенность.
- Потому что Крым! – снова рявкнул
щуплый. – Жара днем такая, что шкура слазит! Умные люди вообще по
ночи едут, чтоб утром уже на пляже кукурузу трескать!
- А ты вот прибавь скорость,
прибавь! Вот увидишь! Прибавь, прибавь! – визгливым тоном
скандальной жены потребовал здоровяк.
Щуплый демонстративно передернул
плечами, но послушался. Тяжелая фура глухо рыкнула, выпуская из
выхлопной трубы струю черного дыма и с торжествующим ревом рванула
вперед.
Огни позади мигнули, начали
стремительно отдаляться и, наконец, пропали совсем.
- Ну вот, захотели – и оторвались, а
ты боялся… Такой здоровый, а такой трусливый! - протянул водила,
старательно скрывая за насмешкой нахлынувшее облегчение.
Над темной дорогой всплыл призрачный
золотистый свет… а потом зловещие огни фар вынырнули из глубины
ночи, рванули вперед… и снова зависли в ста метрах позади. Точно
заняли свое законное место.
- Видел? – взвизгнул здоровяк.
- А ну, пристегнись! – рявкнул
водила. – Не фиг тут всяким за нами кататься. – пробормотал он,
утапливая педаль газа в пол. Мелко вибрируя, словно ей передалась
нервозность седоков, фура неслась вперед, наматывая на громадные
колеса километры старой дороги.
Огни фар снова отдалились – и тут же
вернулись обратно, как притянутые на невидимой веревке. Пару раз
моргнули, будто издеваясь.
- Ах вы так? Л-ладно… Посмотрим… -
сквозь зубы процедил щуплый. Стрелка спидометра медленно заползла
за красную черту и неуклонно ползла дальше.
Рвущийся в кабину ветер превратился
в ураган. Мелькающая за окном плоская, как стол, обожженная дневным
солнцем равнина превратилась в размытые завихрения тьмы. Фура
летела сквозь ночь.
- Ты что делаешь? Перевернемся! –
болтаясь на ремне безопасности, как куль с мукой, истошно завопил
здоровяк.
- Ничё… - хищно припадая к баранке,
процедил щуплый.
Рыскающие по дороге фары выхватили
из мрака здоровенную, как Великий Каньон, колдобину. Они заорали
разом – водила, здоровяк, и кажется, фура тоже.
Фура взлетела в воздух, словно над
дорогой возникла зона невесомости…
