Солнце золотом
сверкает,
Ветер в волосах
гуляет,
Ножки мчатся вслед за
ним,
В спальне брошен
кринолин!
Лорда Седрика отрада
От рассвета до
заката
Веселится, как дитя,
Под дождем бежит,
визжа
От счастливого
восторга.
Десять с лишком ей
всего-то!
Детство быстро
промелькнет,
Время леди стать
придёт.
Пусть пока резвится
вволю,
Зная лучшую лишь
долю!
Красота ее пока,
Как бутон, не
расцвела,
Но уже пленяет
взгляды
Инквизиторов и
магов,
Незнакомцев
благородных.
Ночью в думах
непокорных
Уголок найдут
укромный
В предрассветный час
бессонный...
- Хей, Николка! Поди сюда!
- Николь! - тут же прервал меня голос
кормилицы. - Не след юной госпоже горлопанить на весь окрест, як
дурная чёрная девка. На кой те племяш мой?
- Матушка Донна, пусти нас с Николкой в
старый замок! - состроила я самую милую мордашку, на которую только
была способна.
- Ещё чего! Неча по руинам ползать, ещё
ноги попереломаете и навернетесь так, что шеи
посворачиваете!
- Ну Матушка Донна! - теперь завыли уже
на пару с Николкой.
- А я говорю, неча юной наследнице
славного рода Монруа и будущей хозяйке всего Северного Предела
здесь делать! - громыхнул на все поместье голос Матушки.
Руины старого замка раскинулись совсем
недалеко от нашего имения, всего три четверти часа ходьбы, а верхом
так вообще не заметишь, как доедешь. Все крестьянские там уже
побывали, а меня Матушка все не пускала. Говорила, мол, не к лицу
знатной деве вместе с мальчишками-босяками лазить невесть куда. Ну
и что, спрашивается, с того, что я Монруа? Как будто меньше хочется
по разрушенному замку погулять!
Но делать нечего, Матушка меня за порог
не пустит, а посему садимся обратно в кресло и продолжаем чинно,
как и подобает наследнице земельного рода, вышивать, склонившись
над пяльцами так, чтоб ещё и спина ровной оставалась. Вообще я
люблю такие зимние вечера: с середины дня темно, в камине
потрескивают дрова, Матушка напевает под нос какую-то деревенскую
песенку, Николка через каждые десять минут заглядывает и
спрашивает, не нужно ли нам чего, а на самом деле хочет вместе со
мной посидеть, и тетя, наконец, сжалившись над ним, закрывает глаза
на «приличия». Друг всегда садится у моих ног и поминутно косится
снизу вверх. Вот и сейчас пятнадцатилетний мальчишка-слуга
устроился на полу рядом с креслом и, незаметно для Матушки, игрался
с кончиками моих завитых волос. Да, они всегда нравились Николке!
Длинные, золотые, шелковистые. Многочисленная дальняя родня из
Веридора, что к югу от наших пограничных земель, и из северных
знатных домов, что под властью Саратского Вождя, многократно
повторяла, что волосы - самая прекрасная моя черта, а «особенные
подхалимы», как их порой бурча звала Матушка, уверяли всех и
каждого, что из меня вырастет дивная красавица. Лишь одно считали
досадным недостатком моей внешности, о чем также не раз упоминали
при встрече, - мои глаза, большие, но какие-то нечеловеческие,
почти звериные. Желтые, горящие янтарем, казалось, они светились
даже в темноте. Явный признак наличия крови магической расы... Но
папа мигом пресекал все эти рассуждения, а перед своим отъездом дал
мне
зелье, за баснословную цену выкупленное
у одной из скрывающихся от церковных гонений ведьм, и велел каждое
утро закапывать им глаза. Что ж, теперь они непонятного
светло-карего цвета.
Папочка... его портрет висит над
камином с того самого дня, как он впервые отбыл в столицу Веридора
на большой турнир в честь юбилея Ее Величества королевы Пенелопы
Безжалостной. С тех пор я его и не видела, уже восемь лет. Нет, от
папы каждые десять дней приходит весточка, но все же мне его не
хватает. И не мне одной: Матушка нет-нет, да и вздохнёт о том, что
не отправься лорд Седрик к королевскому двору, не увидал бы
красавицу Пенелопу, не потерял бы голову и не затесался во всю эту
придворную свору, прожил бы жизнь долгую, как человек, вырастил бы
дочку, вёл бы хозяйство, а не геройствовал на ристалище и в будуаре
королевы. А я думаю, что правильно папа уехал. Грустно, конечно,
без него, но не брать же ему пятилетнюю дочку с собой в столицу.
Папа, он рыцарь без страха и упрёка, благородный лорд и красивый
богатый мужчина. Он нашёл себе жену по сердцу. Хоть родня и
причитала, что быть консортом при королеве оскорбительно, но, если
по чести говорить, то куда лучше, чем фаворитом. А ещё у меня
малютка братик есть, Галахат. Мне даже подержать его дали, когда
папа со своей женой-королевой приезжали навестить меня. Ее
Величество мне очень понравилась. Именно в такую прекрасную и
добрую женщину и должен был влюбиться папа. Правда, Пенелопа
Веридорская подозрительно косилась на портрет первой жены лорда
Седрика и наедине долго расспрашивала меня о маме.
