Глава 1
Человек произошел от обезьяны, а Иисус жив
И предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем.
Экклезиаст, 1:13
Мы гости в этом мире. Гости на короткое, на очень короткое время: пришедшие из тайны и уходящие в тайну. Но Господь открывает нам, что эта короткая жизнь имеет для нас огромное значение, потому что она есть школа вечности. Здесь наша душа, наша личность, наша совесть – все, что есть в нас божественного, все это здесь растет и воспитывается.
прот. Александр Мень
До Воплощения история человека проходила перед лицом Божиим. Бог был как бы зрителем этой истории; Он ее наблюдал; Он в ней участвовал как бы извне, приказывая, указывая, давая закон, производя суд. С Воплощением Сына Божия человеческая история и Бог сплетены, стали едины в каком-то отношении…
митр. Антоний Сурожский
Происхождение и природа человека за последние полтора с небольшим столетия превратились в настоящее «знамение пререкаемое»1, предмет пререканий. Связано это, конечно, с появлением эволюционных представлений и пониманием того, что человек произошел от обезьяны. Точнее будет сказать, что догадки о том, что жизнь на Земле во всем ее разнообразии развивается тем или иным путем, что на месте более древних и примитивных организмов некоторым непостижимым образом появляются новые, – такие догадки возникали в умах довольно давно, начиная с самой седой древности. Благодаря же трудам Ч. Дарвина они стали наконец вполне убедительными, перестали быть догадками и превратились в стройную теорию эволюции. На мой взгляд, эта теория является одним из величайших достижений человеческого разума за всю нашу историю; мало что можно поставить с нею в один ряд по масштабу. И сходство человека с обезьянами – бросающийся в глаза факт: о нашем родстве с ними догадывались многие умные люди. Догадывались, но предпочитали благоразумно помалкивать, чтобы не навлечь на себя враждебность окружающих.
Альтернативные, неэволюционные представления о многообразии видов и происхождении человека гораздо древнее. Это ничего не говорит об их верности или ошибочности, однако для огромного множества людей у них было как минимум одно бесспорное преимущество: они были привычны. В истории христианской мысли за почти две тысячи лет было несколько разных способов думать о том, как именно Бог сотворил мир и человека, в том числе и о том, как следует понимать те библейские тексты, которые говорят о творении. Увы, большая их часть оказались слишком сложными для того, чтобы стать популярными (хотя, заметим, не сложнее дарвиновских идей): для примера стоит задуматься о том, что Бог сотворил мир из ничего! Эта идея настолько нетривиальна, что во внебиблейских мифах о сотворении ее практически и не встретишь. Но в истории мысли нередко при отсутствии доказательств и критического анализа побеждают самые простые идеи. Во всяком случае, с библейскими рассказами о сотворении мира произошло именно так. Уже в Средние века стало привычным думать, что дело было буквально так, как написано и, собственно, думать вовсе не о чем. За неделю Создатель создал (простите за тавтологию) все наличные виды живых существ такими, какие они есть сегодня, ну и людей под конец. И так оно все и будет существовать до скончания века.
Было бы ошибкой думать, что никто не видел внутренней противоречивости этого подхода. Конечно, во все времена были люди, которые замечали, что, согласно буквально толкуемому библейскому рассказу (одному из двух, см. последнюю главу), солнце и светила созданы позже дня и ночи и позже растительности, которая не может расти во тьме. Здесь можно было бы задуматься над тем, о чем на самом деле повествует библейский рассказ. Или о том, каковы задачи священнописателя, что он хочет сообщить читателю. Или о происхождении текста и о том, к примеру, почему в нем можно проследить такие яркие параллели с внебиблейскими космогоническими мифами Междуречья. Но такие размышления мгновенно квалифицировались как покушение на авторитет Церкви, а попытки разобраться (даже честные) – как жутко опасные ереси (напомню, что другие теологические идеи, высказанные ранними христианскими авторитетами, были быстро и прочно забыты). Заметим также, что в Символах веры христиан (а их в древности было больше, чем один!) в качестве собственно предмета веры фигурирует сам факт творения, а не сложившийся позже средневековый нарратив о том, как именно это произошло, – но в таких тонкостях никому разбираться неохота. Всякие попытки разобраться, особенно научными средствами, стали считаться покушением на основы. Судьба Джордано Бруно, Коперника и Галилея многих научила тому, чем это кончается.