… Почувствовал запах бензина. Усмехнулся отрешённо. Боль
прошла. Зато наступило спокойствие. Сначала увидел дым из-под
капота, потом полыхнуло пламя. Ну вот и все, Матвей. Путь закончен.
Я откинулся на спинку кресла. Ты многого успел добиться. У тебя
есть большой дом, уважение, замечательные дети. С тобой долгие годы
прожила женщина, которая была всем для тебя. Ты должен быть
счастлив. Что тебя беспокоит? Меня многое беспокоит. Наверное
кто-то скажет, что я сумасшедший. Возможно. Возможно я сумасшедший
или вернее сказать одержимый. Кто-то спросит меня – что тебе ещё
нужно? Ведь та, которую ты любишь до безумия принадлежит только
тебе. Тебе принадлежит её тело и её душа. Да, всё верно, мне
принадлежит её тело. Я в любой момент могу прикоснуться к ней,
почувствовать её тепло. Я могу держать её в руках и наслаждаться
ей. Обладать ей. И не просто обладать, но и получать от неё ласку и
нежность подобную шёлку, её страсть, иногда бешеную, как
обрушивающаяся на скальный берег морская волна во время шторма. Но
вот принадлежит ли мне её душа? Да я слышу её слова любви и знаю,
что она на самом деле любит. Любит страстно, до боли, до крови
прикушенных губ. Она не лжёт. Ибо так лгать невозможно. «Любимый,
желанный, ненаглядный, единственный» - это малая толика того, что я
слышу от неё. Но я знаю, что не вся её душа принадлежит мне. Есть
часть её, небольшая, но очень важная, которая закрыта от меня.
Закрыта навсегда. Я вот уже двадцать пять лет пытаюсь открыть эту
дверь, но ничего не получается. Я бьюсь, будто лбом в стену.
Откроет ли она мне эту дверь, хоть когда-нибудь? Я не знаю.
Надежда, говорят, умирает последней. Я очень надеюсь, что откроет.
Пусть даже за мгновения до того, как завершится мой путь здесь. Я
виноват перед ней. Виноват очень. Я все те годы, что живу с ней,
пытаюсь искупить эту вину. И это моя расплата и моё наказание. Это
мой крест, который я несу уже долгое время.
Иногда мы совершаем поступки, за которые нам приходиться
расплачиваться годами. Моя расплата длится всю нашу жизнь. Она моё
счастье, моя жизнь, моя любовь и моя боль. Она – это моя…
возлюбленная. Несмотря на то, что нас связывает, даже на наших
детей, я не имею права называть её своей женой, а себя её мужем. Да
это так, как бы дико это не звучало.
Мы учились с ней в одной школе. Она младше меня на три года и
соответственно училась на три класса младше. Часто ли вы замечаете
школьников из младших классов? Уверен, что не обращаете на них
внимания. Ну бегает себе мелюзга, иногда мешается под ногами, да
бог с ней. Вот и я не замечал малышню. С детства помимо школы она
ещё посещала танцы. Её туда водили родители. Сначала занималась
бальными танцами, потом училась латиноамериканским танцам. Сейчас
она может танцевать любые танцы, ей достаточно просто посмотреть
один раз и она не только воспроизведёт его, но и добавит туда
что-то своё. Впервые я заметил её, когда учился в десятом классе.
Она была в седьмом. Я тогда зарулил в актовый зал, просто так, от
нечего делать. Там шла репетиция к концерту, посвященному круглой
дате нашей школы. Она танцевала что-то испанское с кастаньетами, в
черно-красной развивающейся юбке. Играла музыка и она танцевала.
Это было завораживающее зрелище. Вы себе не представляете. Я был не
большой любитель танцев, только если попрыгать под современный рок
или попсу. А тут… тут был танец страсти и огня. Я стоял и смотрел
на неё. В мою голову словно длинный металлический лом воткнули, лом
выскочил из задницы и ушел в бетонный пол, пригвоздив меня как
навозного жука. Наконец танец закончился, музыка смолкла. Она
застыла со своими кастаньетами. Несмотря на свой небольшой рост,
если сравнивать со мной, балбес имел почти сто восемьдесят, девичью
хрупкость, гибкость, она уже начала формироваться как женщина.
Смотрел на неё восторженно. Нет, не как на юную девушку, женщину,
но как на ту, которая исполнила такой великолепный танец. В этот
момент она увидела меня. Её глаза расширились. Она резко покраснела
и убежала за кулисы сцены.
