Аннотация
Издавна повелось, что коль подменыш
в люльке вместо родного дитя оказался – жди беды. Беды страшной, не
гнушающейся ничем и никем… Да только как быть молодой девушке, что
не выбирала себе судьбу подменыша?! Как найти себя, если нет ей
места ни средь люда чéстного, ни средь нечисти коварной?! А уж коль
любовь большая на пути встретиться, как защитить любимого от
несчастий, что от подменыша дождем изливаются?! Но быть может
станется, и не её вина это вовсе, а дело рук жадных до власти
людей, что в своих злодеяниях любую нечисть переплюнуть
горазды?!...
Пролог
-Истину тебе глаголю, Бажен!
Нечистое это дитя! Да и не дитя может вовсе…
- Ты, Марфа, языком не мели, да
напраслину не возводи! Знамо мне, что не привечала ты сестрицу мою
Всеславу, вот теперь и на дитя её взъелась. Да разве ж правое это
дело на младку двухдневную нечистоты лить?!
- Что ж ты, Бажен?! – зачастила
женщина, - неужто провинилась я пред тобой чем, чтоб меня в такие
черноты курнать[1]?! Сколько лет живем душа в душу… Да неужто ж я
брехала тебе когда или может базланила[2] понапрасну?! – на
последний словах голос женщины дрогнул, резко развернувшись к печи,
она стала споро вынимать котелки, не забывая при этом жалобно
утирать глаза уголками богато расшитого плата.
- Ну, полно тебе, Марфушка! –
проговорил присмиревший муж, нежно обнимая обиженную жену. – Знамо
дело и не брехала, и не базланила… Да только дитя это моё кровное,
как же я её… - на последних словах голос мужчины дрогнул.
- А о своих родимых кровинушках ты
подумать не хочешь?! У нас их, вон: пятеро на лавках, да шестой на
подходе. А это… - осеклась она, бросив хмурый взгляд на плетеную
люльку, мерно покачивающуюся в иглу избы, - может и не кровь твоя
вовсе. Ведаешь ведь, - повысила она голос, видя, что муж горячо
хочет ей что-то возразить, - что коль права я, все беды земные на
наши головы свалятся! От подменышей добра только баламошки[3] и
ждут.
- Ишь чего удумала! Подменыш… -
понизил голос Бажен, бросив взгляд на розовощекого младенца в
люльке, - на лбу ты у неё это что ль вычитала?!
- И читать не надобно, - взъярилась
женщина, - ты только глянь на неё: в первый день горланила как лихо
брюхатое, а теперь и голоса не кажет, все глазенками своими водит.
Да где ты видал, чтоб у двухдневки взгляд как у старого филина
был?!
- Филина… - усмехнулся мужчина,
задумчиво почесав бороду, - скажешь тоже… Дитя без матки с первых
минут жизни, а ты ей то на крик, то на молчание пеняешь…
- Дак ежели бы только это, -
всплеснула руками недовольная жена и стала перечислять, загибая
пальцы, - курица в хлеву сегодня сдохла, гусыня на ноги села, того
и гляди вслед за пернатой отправится, а корова и кружки молока не
дала на утренней дойке. Скажи мне сам, бывало ли такое у нас
прежде?!
- Знамо дело не бывало, - спокойно
проговорил Бажен, - да только дитя в этом винить не позволю!
- Вот! - вскричала женщина, схватив
глиняную кружку, - и что я говорила? – всунув посуду под нос мужа,
Марфа заголосила:
- Скисло молоко то… Кислое… -
скривилась женщина, - а ведь утрешннее… Где ж видал ты, чтоб свежее
молоко в простоквашу превращалось?!
- И впрямь кисляк, - задумчиво
проговорил мужчина, пригубив напиток, - может спутала ты чего,
старое взяла? – неуверенно протянул он.
- Самому не смешно? – усмехнулась
женщина, уперев руки в боки. - У меня в хозяйстве всё под учетом.
Подменила племянницу твою нечисть, как пить дать… - задумчиво
заключила Марфа. - А может сестрица твоя и сама с нечистивцами
дружбу завела: то и дело ж в лес бегала, будто ей там медом мазано.
Может с какими шишигами[4] и спуталась, да дитя… - осеклась
женщина, бросив судорожный взгляд на мужа.