1
С каждым разом места как будто все меньше и меньше становится.
В самый первый раз поезд даже большим выглядел, но внутри, оказалось, надо почти боком ходить. А вагон вообще – розыгрыш какой-то. Ну не может быть такого, чтобы мы вот здесь, вот сейчас местились с людьми незнакомыми.
Уместились.
Вот с такими впечатлениями заходила я второй раз в поезд. И конечно, из-за них то, все и оказалось не таким уж и маленьким, а даже большим. Но ненадолго, ровно до следующего раза, когда ожидания снова его уменьшили. Никакой стабильности. Но, кстати, сейчас, поезд большим уже давно не кажется, мне ведь теперь тринадцать и с каждым годом места и вправду становится все меньше и меньше.
В прошлом году я не ездила к бабушке, а сейчас, в первый же день лета стою на перроне и зеваю во весь рот. Утренняя летняя прохлада всегда такая непривычная. Каждый год с ней заново знакомлюсь. Чем холоднее, тем обыденнее, а вот в тонкой кофточке в шесть утра не мерзнуть и уже видеть не первые лучи солнца – как-то несерьёзно.
Поезд стоит уже какое-то время, и я стою около него со свидетельством о рождении в руках. Чем больше людей разместятся быстрее меня, тем мне будет проще.
И чего это так людей ругают в поездах? Все раза, что я ездила, видела только обычных людей, которых от людей из магазина не отличить или, например, из парикмахерской, а мне там конфеты иногда дают. И как их называть плохими? По-моему, люди лучше, чем люди привыкли о них думать. Люди хорошие. И кто в конце концов плохой? Тот, кто хорошо ругает или тот, кто плохо понимает, что сделал что-то не так?
Ну вот, вагон обычный, не большой и не маленький. И зачем я так хотела этой стабильности?
Со мной едут две женщины и один мужчина. Поздоровались и больше никто ни с кем не разговаривал. Все заняты своим делом, кто-то уже спит. Говорю же, люди хорошие стали теперь. Взрослые мне о каких-то других людях постоянно рассказывают.
И я прилягу поспать.
Не нравится мне, что ночью в коридоре поезда свет не отключают! Всегда стараюсь до темноты постоять у окна, а то потом ничего видно там не будет. В коридоре всегда приятнее в окно смотреть. Здесь вид общий и мне почему-то от общего отхватить тоже хочется.
Напротив моего купе окно с форточкой. Форточка открывается сверху вниз, и рама её находится по высоте как раз на уровне моих глаз, так, что приходится либо вставать на носочки, либо сгибать колени, чтобы видеть хоть что-то. Обычно, когда попадается такое окно, я чуть-чуть наклоняюсь и опираюсь на подлокотник. Тоже ничего вариант, но приходится выпрямляться каждый раз, когда кото-то идет по коридору.
Вот за окном березы танцуют. Они не танцуют, конечно, просто на месте стоят, но сменяют друг друга с моего угла так быстро, что … Хотя это не они сменяют, а я сменяюсь. Правильно говорят: все относительно. Кто бы ещё сказал, что к чему относить можно, а что нельзя.
А вот ручей. Как в деревне у бабушки, через улицу от её дома. Интересно, Неонилла так же часто о нем думает, как и я? Должна бы, ведь это она в нем чуть не утонула. Хотя уже тогда было понятно, что кроме меня, ни Неонилла, ни Кайса не обратили на это особо внимания. Да и можно ли это назвать «чуть не утонула»?
В деревне, что бы удобнее было набирать воду, люди по всему ручью, неподалеку от своих домов, врезали в него бочки без дна. Вода накапливалась в них и большой запас всегда под рукой.
Взбрело нам в голову в позапрошлом году измерить какая из бочек врезана глубже всех! Соорудив отвес из небольшого камешка и зеленого куска пряжи, мы поднялись до первой известной нам бочки и стали спускаться по ручью, измеряя глубину каждой.
Сначала мы еще измеряли пряжей, но потом, быстрее и проще стало просто в них прыгать. В основном воды оказывалось по колено, но были и рекордсменки с глубиной по бедро.
