Глава 1. Четыре самоубийства
Распаковывая вещи в гостинице Нью-Йоркского научно-исследовательского сообщества, я пребывал в мрачном настроении. Прошлой ночью я проснулся от навалившейся на меня печали, какой-то смутной гнетущей тоски и с тех пор не мог стряхнуть эту беспричинную хандру. Будто мне приснилось что-то ужасное и эхо того позабытого кошмара все еще звенело на краю сознания. Теперь же к грусти добавилось еще и раздражение.
Безусловно, я не ожидал, что на причале меня будет встречать оркестр с фанфарами. Но ни Беннетт, ни Ральстон не пришли повидаться со мной. Мои друзья пренебрегли встречей, и от этого грусть лишь нарастала. Перед отплытием я написал им обоим и ожидал, что хотя бы один из них подберет меня у пристани.
Беннетт и Ральстон были моими ближайшими друзьями, но между собой часто не ладили. Их постоянные перебранки забавляли меня. И все же у Беннетта и Ральстона были теплые отношения, несмотря на разные взгляды на жизнь. Иногда мне казалось, что связь между ними более крепкая, чем их связь со мной. Эта дружба могла бы стать такой, как у легендарных Дамона и Финтия[1], если бы каждый из них не испытывал отвращение к мировоззрению товарища. Но даже невзирая на это, они были настоящими друзьями.
В чем-то их разногласия напоминали мне содержание басни Эзопа «Стрекоза и муравьи».
Билл Беннетт, как муравьи из этой басни, был человеком серьезным и трудолюбивым. Покойный доктор Лайонелл Беннетт, до самой смерти считавшийся одним из пяти ведущих экспертов в области патологии мозга – пяти специалистов, признанных в современном, вернее, цивилизованном мире, – приходился ему отцом. Я провожу различие между современным и цивилизованным миром, поскольку лично сталкивался с доказательствами существования знатоков в этой сфере в обществах, которые принято называть нецивилизованными. И у меня есть причины полагать, что подобные мудрецы были в нашем мире и в древние времена, более того, они обладали большими знаниями, чем представители современности – хоть так называемого цивилизованного общества, хоть нецивилизованного. Как бы там ни было, доктор Лайонелл Беннетт был одним из немногих экспертов в своей области, которые интересовались научными исследованиями больше, чем собственным банковским счетом. Он прославился, но не разбогател. Биллу, его сыну, недавно исполнилось тридцать пять лет – он был моим ровесником. Я знал, что Лайонелл оказывал на Билла значительное влияние, и в некотором отношении, особенно в вопросах исследований бессознательного, сын превзошел отца, поскольку отличался большей гибкостью ума и непредвзятостью взглядов. Год назад Билл написал мне, что его отец умер. После этого Билл решил продолжать свои исследования с доктором Остином Лоуэллом, заняв место его ассистента, доктора Дэвида Брейля, который скончался после того, как в частной клинике при доме доктора Лоуэлла на него упала люстра.
А вот Дик Ральстон мог бы являться прототипом стрекозы в басне Эзопа. Он был наследником столь обширного состояния, что даже годы Великой депрессии не лишили его богатства: в пасти мирового кризиса сгинула лишь малая часть его золота. Он стал воплощенным стереотипом сына богача – в хорошем смысле этого слова – и не видел ни смысла, ни чести, ни радости в труде. Беспечный, умный, щедрый – и праздный представитель высшего класса.
Я объединял заключенные в них противоположности, служа тем мостиком, на котором они могли встретиться. Я получил медицинское образование, но смог отказаться от практики благодаря унаследованному состоянию. Денег у меня было достаточно, чтобы потакать любым своим причудам – а для меня такой причудой стали исследования в области этнологии. Особенно меня интересовали феномены, которые мои собратья-медики, да и ученые в целом, именовали суевериями: ритуальные колдовские практики, ведовство, вуду и тому подобное. Я подходил к своим исследованиям столь же серьезно, как Билл к своим. И он это знал. Дик же, в свою очередь, объяснял мою тягу к странствиям наследственностью – один из моих предков был пиратом родом из Бретани. Отплыв из порта Сен-Мало во Франции, он прибыл в Новый Свет и нажил дурную славу своими злодеяниями. Из-за этих злодеяний он и закончил свою жизнь на виселице. Наследственностью же Дик объяснял и мой интерес к ритуальной магии – двух моих предков сожгли за ведовство во Франции. Итак, для него во мне не было ничего непонятного. А вот сфера интересов Билла казалась ему непостижимой.
![Лунный бассейн [Лунная заводь]](/uploads/covers/eb/eb7c23841c940b05c8d7876744b05699fc9d2a66.jpg)
