Сквозь жалюзи в кабинет заглядывает темень. Смена закончилась
десять минут назад, но в коридоре, даже к гадалке не ходи, остались
пациенты. Света, моя медсестра, до ужаса не любила дни, на которые
выпадала третья смена. Тогда я работала до последнего пациента и
часто уходила практически перед закрытием поликлиники. Она
добровольно оставалась со мной, но приём приходилось вести под
аккомпанемент её ворчания. Персонал считал Свету вздорной
скандалисткой. Педиатры с ней не срабатывались и чуть ли не бились
в нервных конвульсиях, жалуясь на неё коллегам. На самом деле,
Света добрая, только по ней это совсем не видно.
Вот и сейчас она выглянула за дверь, перекинулась парой слов с
кем-то, и, вернулась на своё место, не забыв перед этим
красноречиво взглянуть на наручные часы, и принялась ворчать:
— Человек шесть и все без талонов. Домой пора. Мне ещё подарки
покупать.
— Светлана Ивановна, дети же, — мягко укорила её. — Со взрослыми
я бы не церемонилась.
Она сложила пухлые руки на груди, всем видом показывая, что
нисколько мне не верит:
— Конечно-конечно, Марина Николаевна. Вот только и вас дома не
хомячок ждёт.
— Да, не хомячок, а Лисёнок, — согласилась я, пальпируя животик
пятилетней малышке.
— Настоящий? — недоверчиво округлила глаза девочка, а её мать
поспешила шикнуть на неё.
— Самый настоящий. Рыжий и хитрый, — я широко улыбнулась и
заговорщически понизила голос.
Мой Лисёнок был точной копией отца. От меня ему досталась только
рыжина и россыпь веснушек на любопытном носу. Зеленоглазый, не
по-детски рассудительный четырёхлетний мужичок, который вчера
попросил помочь с письмом для Деда Мороза и обстоятельно
надиктовывал параметры робота на пульте, желаемого в подарок.
Вспомнив, что Света сегодня тоже собиралась ехать за подарками, я
повернула голову к ней:
— Светлана Ивановна, да вы идите уже. Сама справлюсь.
На лице медсестры отразилась внутренняя борьба. Потом, будто
боясь передумать, она подскочила со стула, наскоро напялила
бесформенный пуховик, и уже в дверях притормозила:
— Точно справитесь?
Получив в знак согласия кивок, она вышла. Пусть идёт. Что
случится, если я задержусь минут на двадцать-тридцать? Разве что
Максим вздохнёт, что я опять застряла в поликлинике вместо того,
чтобы уделить время семье. Хотя не ему судить. Он детский хирург в
областной больнице, и у него тоже работа на первом месте.
Сегодня утром, перед тем, как выбежать из дома клятвенно
пообещала ему, что вернусь пораньше. Завтра тридцать первое
декабря, а мы не купили подарки родным и близким. Представила,
какие жуткие очереди сейчас в магазинах, а ведь ещё нужно
затариться продуктами к новогоднему столу.
Но... дети измучились, мамочки нервничали, что не успеют попасть
ко мне. Как можно выйти и разогнать их?
Мать последней маленькой пациентки, как назло, оказалась на
редкость дотошной, переспрашивала раз десять по каждому пункту
данных мной рекомендаций. Даже после того, как я распрощалась с ней
и надела пальто, она не ушла, а следовала за мной до выхода из
поликлиники, продолжая доканывать вопросами. Уверена, если бы
ребенок не мешал ей угнаться за мной, она непременно проводила бы
меня до остановки и пытала до прихода маршрутки, а может, и
прокатилась до моего дома.
Всё крыльцо поликлиники засыпано пушистым снегом. Подошва сапог
проехала по припорошенному кафелю ступеней. Пришлось схватиться за
поручень, чтобы не упасть. Да, скользко, да, холодно, но я всё
равно любила зиму. Она словно создана для чудес. Зимой всё
становится чище, светлее. Предновогодние волнение и суета, свежесть
морозного воздуха, пропитанного волшебством, и запах мандаринов,
возвращали детскую веру в то, что чудеса случаются.
