Шепот за спиной раздражал.
— Что она делает?
— Не уверен, но… Видимо, предсказывает.
— Это понятно, но зачем, прости Единый, она так сильно машет
руками?
Я перестала делать сложные пассы, подсмотренные в «Битве
экстрасенсов» и торжественно водрузила ладони на стеклянный шар.
Тот был огромный, мутный, с застывшими на стекле жирными следами
чьих-то пальцев. Оловянная подставка под ним, привинченная к столу,
выглядела подозрительно хлипко.
— Мисс Бартон на днях вернулась из Лексеваля, где слушала лекцию
профессора Трездора о новых методиках ясновидения, — в голосе
говорящего сквозило скрытое неодобрение. — Вы же знаете этих
лексевальцев, им лишь бы что-нибудь новое придумать!
— Прогресс! — понимающе выплюнул его собеседник с непередаваемой
смесью уважения и раздражения.
Голоса за спиной смолкли, и в просторной квадратной комнате с
высокими окнами-бойницами воцарилась атмосфера напряженного
ожидания. Моя спина вспотела, и белая рубашка намертво прилипла к
коже. Корсет впился в ребра. Я сделала несколько вдохов ртом,
тайком вытерев мокрые ладони о длинную, многослойную юбку из
тяжелого черного бархата. Склонившись над столом с шаром, я стояла
напротив окна, и на свету бархат красиво играл фиолетовыми
переливами. Наверное, эти блики сочетались с маленькой лавандовой
шляпкой, которую я в спешке нацепила на макушку. Неубранные волосы
свободной рыжей гривой лежали на плечах. Спиной я чувствовала
неодобрение женщин и завуалированный интерес мужчин. Я знала, что
оконфузилась, но понятия не имела, как забирать волосы наверх при
помощи доисторических металлических шпилек.
— Мисс Бартон, так что скажете?
За спиной кашлянули, затем еще раз, уже настойчивее. Я нехотя
обернулась и строго воззрилась на человека, посмевшего прервать мой
спектакль, но тут же сникла под неодобрительным взглядом ректора.
Тот пригладил седовласую макушку, снова многозначительно взглянул
на меня и, словно ненароком, достал из нагрудного кармана
темно-синего камзола золотые часы на цепочке. Круглая крышка часов
звякнула, открываясь, и этот звук заставил меня очнуться. Что ж,
пора выкручиваться.
Я зажмурила глаза, затем распахнула их и замогильным голосом,
скопированным из той же передачи про экстрасенсов, а может быть, из
ужастика с девочкой, выходящего из телевизора, выдала:
— Небеса сегодня прольют изрядно слез. Будет дождь.
Я исподлобья посмотрела на застывших в изумлении зрителей,
очевидно, ожидающих более яркой концовки. Кульминацию я безбожно
слила, признаю. Ректор вместе со всеми посмотрел сначала на меня,
затем в окно. Там, за стеклом, защищенным широкой решеткой, завывал
злой осенний ветер. По хмурому небу гуляли свинцовые тучи. В щели
между камнем и стеклом задувал холодный воздух. Я стояла близко к
окну, поэтому мой нос улавливал запах разряженного озона — запах
скорого дождя.
«Лия — капитан очевидность. Нет, цветов не нужно, спасибо.
Обойдемся овациями».
— Благодарю, мисс Бартон, за предсказание, — невозмутимо сказал
ректор и обернулся к остальным преподавателям. — Что ж, думаю, всем
пора приступить к своим обязанностям. Занятия начнутся с минуты на
минуты.
Силен старикан, с уважением подумала я. Даже в лице не
изменился!
Выдавив из себя смущенную улыбку, я поправила шляпку и вместе со
всеми покинула просторную профессорскую. В узком коридоре,
выложенном камнем, гуляли сквозняки. В одной рубашке стало зябко,
но я, не обращая на это внимания, прислонилась спиной к холодному
неоднородному камню и устало выдохнула.
Итак, девять утра, с минуты на минуту начнется пара, где я
должна рассказать студентам об основах прорицания. Все бы ничего,
но меня волнует один вопрос: как, черт возьми, вернуться домой?
