<Пролог>
Поместье Вересовых. Несколько лет назад.
Ночь встала над старым домом тяжёлым сводом, будто чернила разлились по небу. В окнах не горел свет – только редкие всполохи молний вырывали из темноты очертания крыши и каменных башенок. Казалось, само время в этих стенах застыло, как застарелая паутина в углу.
Елизавета сидела в гостиной перед большим зеркалом. Лампа на столике дрожала слабым пламенем, и её лицо отражалось то ясно, то размыто – будто само стекло пыталось скрыть её от самой себя. Бледная, с тёмными кругами под глазами, она вслушивалась в тишину.
Но тишина здесь никогда не была пустой. В ней что-то пряталось: шаги, шорохи, вздохи за стенами. Елизавета знала: стоит прислушаться сильнее – и услышишь.
– Александр… – позвала она, но голос её прозвучал глухо, как будто стены не пустили его наружу.
Её муж где-то в доме. Он всегда где-то рядом, но никогда не спешит на её зов. Последние недели он говорил странные вещи: о вечной жизни, о «возвращении», о картине, которую должен закончить один художник. Елизавета не понимала, но чувствовала – в этих словах есть яд.
Зеркало дрогнуло.
Она вздрогнула, отшатнулась, но взгляд невольно вернулся. Там, за её отражением, словно проступала ещё одна фигура. Не сразу понятно – человеческая ли. Тёмная, вытянутая, с пустыми глазницами и костлявой рукой, что тянулась к её плечу.
– Нет… нет! – Елизавета закрыла лицо ладонями.
Но в тот же миг лампа погасла, и в комнате осталась только ночь.
Она услышала дыхание за спиной.
Медленное, тягучее, как шипение угасающего огня. Она не решалась повернуться, лишь смотрела в зеркало – и там фигура уже стояла рядом. Череп с разинутым ртом, из которого исходил тихий рык, и тень пальцев на её плече.
Елизавета закричала.
Её крик разнёсся по пустым коридорам и заглох в каменных сводах. В эту же секунду зеркало треснуло, и вместе с осколками что-то рванулось наружу.
Когда в гостиную вошёл Александр, она уже лежала на полу, широко раскрытыми глазами глядя в потолок. Уголки её губ были искривлены, будто в беззвучном крике.
Муж наклонился, провёл пальцами по её холодной щеке – и едва заметно улыбнулся.
В треснувшем зеркале, в самом тёмном осколке, что валялся у ног, ещё мигало отражение – фигура с пустыми глазницами и костлявой рукой, всё ещё лежащей на плече Елизаветы.
<Глава 1. Поместье>
Карета шаталась на разбитой дороге, и каждый удар колёс отзывался в голове Анны. Она прижала ладонь к виску, пытаясь унять назойливую боль, и снова взглянула в окно.
Осень клонилась к зиме. Лес по обе стороны дороги стоял чёрный, обнажённый, лишь редкие клочья тумана цеплялись за сучья. Воздух был холодным и влажным, и в нём чувствовалась близость моря – солёный привкус, будто сама земля здесь вечно хранит сырость.
– Далеко ещё? – спросила она у кучера.
Тот пожал плечами.
– Уже рядом. Только дорога нехоженая, барышня. Здесь редко кто ездит…
Анна кивнула, хотя ответ был для неё скорее тревожным, чем успокаивающим.
Она получила письмо от Александра Вересова месяц назад. Богатый коллекционер, вдовец, заказал портрет покойной жены. Обещал хорошее вознаграждение, проживание в поместье и мастерскую. Всё выглядело слишком заманчиво, чтобы отказаться.
Но теперь, когда карета поднималась на холм, и за деревьями начали вырисовываться тёмные очертания дома, Анна ощутила – внутри всё сжалось.
Поместье возвышалось на скале, точно вырубленное из одного куска камня. Башенки, крыши, арочные окна – и всё это словно было выстроено не для людей, а для чего-то иного, более древнего. Дом глядел на приближающихся пустыми глазницами окон, и в этом взгляде не было тепла.
Карета остановилась у ворот. Железные створки скрипнули, впуская их во двор. Анна вышла, поправила плащ. Ветер сразу обдал её запахом гнили и прелых листьев.
