Серые клубы сигаретного дыма взмывали вверх и льнули к фонарю, освещавшему электрическим жёлтым светом холм, с которого открывался вид на ночной город. Одинокие огни, спрятавшиеся в окнах таких же одиноких квартир, вместе с покинутыми фонарями подсвечивали улицы Лоахена, который потакал желанию своих жителей спрятаться ото всех, а в первую очередь от себя. Двое стояли на холме и наблюдали за полуспящим городом, испытывающим в любое время дня лишь одно неприкрытое, нескрываемое желание – поглотить его жителей и низвергнуть их существование в тлен. Лоахен был жесток, как и люди, населявшие его. Эти же двое с высоты своего высокомерия и надменности, обдуваемые жестоким ветром, скучающе наблюдали. Мужчина и женщина. Он и она. Старая история, рассказанная множество раз. Они оба кутались в длинные бежевые плащи, которые должны были бы защищать их от ветра, но он не был им страшен – пустоголовая стихия, подчинённая их желаниям. Женщина затянулась, вдыхая густой дым. А после отняла сигарету, испачканную ярко-красной помадой – кровавой меткой, которую она оставляла на всём, к чему прикасались её пухлые губы. Мужчина усмехнулся и сказал:
– Ты продолжаешь курить? Это же вредит здоровью.
– Здоровью? – Она усмехнулась, отбрасывая окурок на землю. Мужчина проследил за его медленным падением – грустной судьбой, которая была уготована всем любимчикам Эйлис. – Твои опасения смехотворны.
– Здоровью других, – добавил он, пряча руки в карманы атласных чёрных брюк.
Наверное, со стороны они выглядели странно – двое, разодетых с иголочки, готовых отправиться в какой-нибудь ночной клуб Лоахена, а вместо этого застрявшие на пригородном холме. Но это было единственное место, где они могли поговорить начистоту, не таясь и не боясь быть услышанными.
– Для богини, сотворившей этот мир, ты слишком беспечна к своему творению.
– Как и ты, Шейн. Как и ты. – Она приблизилась к нему, и тонкие пальцы пробежались по шее вверх, касаясь острыми ногтями подбородка. – Мы оба устали от этого мира. Он погряз в отчаянии, готовый поглотить сам себя. Он уже поглощает себя.
– Ты опять про это?
– Конечно. – Ногти коснулись его губ и очертили линию. – Нам давно пора уже решить, что делать, – она отняла руку – вздох разочарования вырвался из его груди, – и махнула в сторону Лоахена, – с этим.
– И что ты предлагаешь? Прошлая попытка с треском провалилась.
– Но теперь некому нам мешать. – На её лице появилась хищная улыбка.
– Я так не думаю…
– Моя ошибка. – Она засмеялась. – Ты не согласен, что здесь стало слишком скучно?
– Возможно. – Он наклонил голову набок, смерив её внимательным взглядом. – И что ты предлагаешь?
– Игру.
– Игру?
– Именно. – Она потянула его воротник, заставляя нагнуться. – Сыграем в игру. Твой избранник против моего. Они-то и решат судьбу мира.
– Так просто?
– Так просто. Разве ты не находишь это будоражащим?
Её глаза блестели в свете фонаря. Их цвет ускользал, в зависимости от освещения они могли быть и голубыми, и серыми, и зелёными, и карими. Настоящие глаза безумца. Но разве они оба не были безумцами, вынужденными повторять из столетия в столетие один опостылевший ритуал: они влюблялись, порождали, растили, наблюдали, а после, заскучав от мира, решали, что с ним делать.
– Но почему ты не хочешь бросить всё, оставить на откуп судьбе? Люди сами уничтожат себя или монстры помогут им.
– А как же забота о своём творении? – Она усмехнулась. – Шейн, это безответственно пускать всё на самотёк.
– А устроить игру – это про ответственность?
– Уж какая-то забота, – процедила она сквозь стиснутые чарующие губы.
– И какие правила? Как мы выберем избранников? Одарим ли их? – Он усмехнулся.
– Пусть решит случай – ведь он сильнее нас.
