Особое построение первых четырех рассказов настоящего сборника, вероятно, удивит читателей и критиков. Поэтому требуется разъяснение подхода к изложению текста, которое я и предлагаю вашему вниманию.
В традиционных детективных историях все концентрируется вокруг главного вопроса – кто совершил преступление. Личность преступника не раскрывается до самого конца повествования, а его разоблачение становится кульминацией всей книги.
Мне всегда казался ошибочным подобный подход. В реальной жизни знание личности преступника чрезвычайно важно для выявления причин преступления. Однако в художественном произведении, где такие причины не рассматриваются, интерес читателя должен быть прежде всего сосредоточен на неожиданных последствиях самых заурядных поступков, тайных причинно-следственных связях и вычленении решающих улик из множества фактов, на первый взгляд не относящихся к делу. Читатель прежде всего задается вопросом «Как было раскрыто преступление?», а не «Кто его совершил?». Иными словами, пытливый читатель в большей степени интересуется процессом, а не конечным результатом.
Однотипность всех детективных историй, где читатель узнает истину лишь в финале, побудила меня задать себе вопрос: возможно ли написать детектив, где читатель становится свидетелем преступления и узнает факты, на которых потом строится следствие? Сохранится ли интрига, если читатель будет заранее обо всем осведомлен? Мне казалось, что это никак не повлияет на его интерес к произведению, и в качестве эксперимента, призванного проверить мою правоту, я написал рассказ «Дело Оскара Бродского», где повествование как бы перевернуто и читатель с самого начала находится в курсе происходящих событий, в то время как сыщик пребывает в полном неведении и вся интрига держится на неожиданном значении самых тривиальных обстоятельств.
Знатоки по обе стороны Атлантики, включая редактора «Пирсонс мэгэзин», встретили такой подход с энтузиазмом, предложив мне написать еще несколько подобных историй.
Я написал еще три и объединил их в одну книгу, добавив туда вполне традиционный рассказ, чтобы читатели могли оценить достоинства обоих способов повествования.
Моряки, вероятно, заметят, что я позволил себе вольность, заменив плавучий маяк на отмели Гедлер свайным, что не соответствует действительности. Я отмечаю данный факт, желая избежать лишней критики и избавить читателя от необходимости указывать на мою ошибку.
Часть I
Дело Оскара Бродского
Глава 1
Механизм преступления
О совести наговорили множество всякого вздора. С одной стороны, существует такое понятие, как угрызения совести (или «приступы раскаяния»); с другой – имеется так называемая сговорчивая совесть, причем считается, что человеческое счастье или несчастье можно описать этими двумя понятиями. Грань между ними не всегда бывает четкой: при особо неблагоприятных обстоятельствах самая несгибаемая совесть может дать слабину, а колеблющаяся совесть, наоборот, приобрести несвойственную ей твердость. Есть и такие везунчики, вообще не имеющие совести, что дает им неоспоримые преимущества перед простыми смертными.
Примером мог служить Сайлас Хиклер. Глядя в веселое круглое лицо, светившееся доброжелательностью и постоянно озаряемое улыбками, вряд ли кто-то заподозрил бы в нем преступника. И менее всего его почтенная набожная экономка, ежедневно наблюдающая, как он с самым добродушным видом насвистывает веселые мелодии и с отменным аппетитом поглощает все, что ему подают за столом.
И все же главным источником его скромного, но вполне приличного дохода были виртуозные кражи со взломом. Рискованное ремесло с непредсказуемым исходом, однако при разумном подходе и определенной умеренности его опасность можно свести до минимума. А Сайлас являлся человеком благоразумным. Работал всегда в одиночку и планировал свои вылазки самостоятельно. Сообщников избегал, так что в случае чего свидетельствовать против него было некому и никто не бежал в припадке мстительности с доносом в Скотленд-Ярд. В отличие от большинства преступников его нельзя упрекнуть ни в алчности, ни в расточительности. Знал меру и срывал свой куш не слишком часто, все заранее продумывал, совершал набеги втайне, а выручку благонамеренно вкладывал в хозяйство.
