- Арчи! Арчи, ты посмотри какая лапочка вот, там у фонтана
рисует! - голос мужчины у меня за спиной, ленивый, протяжный и
очень громкий.
- Ух, ты! Ты прав, действительно она словно фарфоровая
статуэтка. Жаль только узкоглазые не в моем вкусе. Хотя знаешь
приятель, этой я бы.., - голос второго мужчины звучит грубовато, он
словно рычит, вгрызаясь в слова. - А, потом она бы.., - он
переходит на неясное бормотание, а затем взрывается громким и
хриплым смехом. Ему вторит его друг, заливисто и задорно.
Я делаю вид, что меня эти разговоры не касаются. Хотя очень
напряженна. Успокаиваю себя мыслью, что очередные, наглые и
ошалевшие от отдыха возле моря двуликие, опять изволят
демонстрировать свою вседозволенность и дурное воспитание.
Впрочем мне не привыкать к их выпячиванию собственного
превосходства. Давно для себя уяснила, что самое главное в таких
ситуациях не реагировать на их выходки и старательно играть
слепоглухонемую, человечку.
Я прилежно растушевываю тени на белой, плотной бумаге. Высветляю
блики на волосах. Еще раз сличаю позирующую мне девчушку и
получившийся рисунок, довольно киваю головой. Затем размашисто
ставлю под ним свою подпись и дату в левом, нижнем углу. Вручаю
готовую работу довольной родительнице. Она тоже сличающим взглядом
смотрит на черно-белый портрет и на свою русоволосую и сероглазую
дочь. Хмурит четко нарисованные брови, а затем довольно
улыбается.
- Прекрасно, прекрасно! Спасибо! - ее голос звучит нежным
колокольчиком, видимо она старается призвести впечатление на тех
двоих нахалов. - Вот возьмите, и пожалуйста без сдачи! -
категорично заявляет она, заметив, что я открыла свой вместительный
рюкзак.
Я заученно улыбаюсь, благодарю щедрую клиентку и начинаю
собираться домой. На сегодня наверное достаточно. Три портрета за
половину дня, совсем не плохой улов.
Аккуратно укладываю в папку белые листы плотной бумаги.
Карандаши и цветные мелки в деревянный, потертый пенал. Все мои
движения отлаженные и четкие. Мой верный велосепед дожидается меня
в тени старой магнолии. Я уже совсем забыла о разговорчивых
двуликих, которым нравятся фарфоровые статуэтки. Но к сожалению
оказалось, что они не забыли меня.
- А, девчонка действительно хороша! Жаль все же, что узкоглазая,
не люблю я этих азиаток! - томно рычит уже знакомый голос, за моей
спиной.
Я начинаю злиться и роняю пенал на горячую от солнца серую
плитку. Карандаши весело и бойко вырываются из своего тесного,
желтого домика и с глухим звуком стремятся убежать от меня.
Наклоняюсь что-бы собрать своих любимцев и ощущаю на себе чужие,
похотливые взгляды. Руки сами тянутся, одергивают легкое платье, с
которым вздумал вдруг играть веселый ветерок.
- У этой узкоглазой хорошенькая э..., и ножки тоже ничего! - за
моей спиной, присвистнул обладатель хриплого голоса.
Все! Не успела уехать! Злость застилает мне глаза. Случилось, то
чего я боялась больше всего. Контроль над эмоциями потерян. Они
теперь гуляют сами по себе, словно чайки на набережной и совсем
отказываются мне подчиняться. Пальцы шевелятся против моей воли.
Невидимые, золотые нити тянутся от них к пчелам, которые мирно и
трудолюбиво жужжат на соседней клумбе с петуниями. Их густые голоса
становятся все громче. Золотые тельца слетаются в кучу, оставив в
забвении душистую, пеструю петунию. И вот уже они сливаются в
единый, жужжащий, золотой монолит. Мои пальцы указывают им
направление и воинственный рой быстро и стремительно летит туда,
откуда еще минуту назад я слышала ненавистный, хриплый голос.
За мой спиной раздается громкий рык, пловно переходящий в
истошный вопль полный ужаса и боли.
Кусая губы от сдерживаемого смеха, я позволяю себе повернуться.
Картина которую я вижу перед собой радует мое сердце.
