Пролог
Последний день
лета.
Дорога от офиса до знакомой до боли
разбитой строительными машинами улочки заняла сегодня у Высоцкого
рекордно мало времени.
Корней подъехал к нужному двору,
вышел из машины, хлопнув дверью сильнее обычного.
Прошел к калитке с облупленной
зеленой краской, знакомым жестом открыл. Она жалобно скрипнула,
впуская незваного гостя. Показалось даже, что скрипнула громче и
протяжней обычного – как бы жалуясь на то, свидетелем чего ей
пришлось сегодня побывать.
Только Корнею не надо было
жаловаться, он и из рассказа Вадима понял все более чем ясно.
Теперь же шел по тем же плитам,
которые до этого топтал не раз и не два, чувствуя либо ноющее
раздражение (из-за предстоящего разговора), либо остаточное (из-за
произошедшего). Но на сей раз, по идее, он должен был испытывать
если не триумф, то хотя бы облегчение, а испытывал все то же –
злость вперемешку с раздражением.
Все через задницу. Неделя его
отсутствия… И все через задницу.
Набойки дорогих мужских ботинок
стучали по бетонным плитам, Корней делал шаг за шагом в сторону
дома, на пороге которого сидела девушка.
Опять, как всегда, в излишне
коротких шортах, смотрела перед собой, даже, кажется, не замечая
приближения постороннего человека, обнимала голые плечи руками.
Кудри снова были собраны в аккуратный пучок на затылке. Красивая…
Растерянная… Испуганная… С сухими глазами и белым лицом… Дрожащая
скорее от пережитого, чем от холода.
Хотя и холодно-то не было –
последний день лета порадовал бархатом тепла. Только в этом доме
вряд ли хоть кто-то смог это оценить. Слишком день получился
насыщенным.
Корней подошел к Ане, остановился на
расстоянии вытянутой руки, с минуту просто молча смотрел сверху
вниз. Ждал ли, что сама заговорит? Вряд ли. Скорее с кулаками
бросится. Но это не пугало. Мужчина держал руки в карманах брюк с
идеальными стрелками, на руке то и дело вспыхивал экран часов –
написывал Вадим, который так и не понял, что натворил и откуда
такая реакция начальника. Отвечать сегодня Высоцкий не планировал.
Пусть понервничает. Ему полезно.
– Что ты будешь делать? – Корней же
все продолжал смотреть на девушку, сидевшую на пороге того самого,
попортившего столько крови и нервов, домишки, и не мог разобраться
– больше жалеет или злится. Теперь-то не только ему, но им обоим
наверняка очевидно – вот к чему приводит глупая принципиальность
там, где места ей не было. Сами виноваты. Во всем сами
виноваты.
– Я не знаю... – Аня же ответила
тихо, глядя перед собой в темноту, обнимая плечи руками, забывая
моргать.
– Вставай, – когда он произнес
приказным тоном, вздрогнула, вскинула взгляд.
– Зачем? Меня не пустят к бабушке в
больницу, я спрашивала. Только завтра можно приехать, – ответила
тихо, сдавленным голосом.
– Вставай. Собери самое
необходимое. Побудешь пока у меня.
– Я не могу. Вы посторонний
человек... Я вам не доверяю.
– На лавке лучше, думаешь?
– Я тут переночую, – девушка сказала
твердо, оглядываясь на дверь дома, который уже завтра, скорее
всего, перестанет существовать.
– А дальше? Все же на лавке? – нет,
таки больше жалеет. Потому что он не хотел, чтобы все произошло вот
так. Смотрел, как Аня хмурится, закусывает губу в раздумьях, потом
поднимает взгляд на него опять с опаской...
– За что вы так с нами? Мы же
действительно никому не сделали ничего плохого, чтобы вот так…
– Вы переоценили свои силы. Вот и
все.
– Это ведь наш дом...
– Уже не ваш. Пойдем. Здесь тебе
делать больше нечего.
Аня долго смотрела на протянутую
мужскую руку, продолжая впиваться пальцами в свои плечи. Ей
физически сложно было принять предложение человека, разрушившего их
с бабушкой жизнь. Вот так просто... Потому что может. Но выбора не
было, поэтому...
