Сидящий на стуле круглый, как
рыночный пирожок, и такой же маслянистый мужчина улыбается невинной
улыбкой профессионального мошенника. И взгляд у него…
нехороший.
– Мой адвокат сказал, что документы
на усыновление в полном порядке.
И это тоже настораживает.
За все годы работы в опеке я ни разу
не видела настолько идеальных документов. Я повидала всяких
претендентов на усыновление приютских сирот, и опыт на пару с
интуицией просто кричат, что доверять детей чете Молл нельзя.
Только оснований для отказа у меня на первый взгляд нет. И на
второй, и на третий.
Щуплая мадам Молл льнёт к супругу и
выглядывает из-за его плеча будто крыска:
– Да-да, госпожа инспектор. Я тоже
не понимаю. Не только адвокат, вы сами признали, что документы в
порядке. Зачем тянуть? Чем быстрее ребёнок окажется в семье, тем
лучше. Разве не так?
– Рассмотрение займёт некоторое
время, – обтекаемо отвечаю я, потому что больше сказать нечего.
– Госпожа инспектор?
Я игнорирую крыску.
– Госпожа инспектор, кажется, я буду
вынужден подать жалобу. Безосновательное затягивание во вред
ребёнку, тогда как именно интересы ребёнка вы обязаны представлять,
– от лебезения бурдюк с маслом переходит к угрозам.
Тю!
Пусть подаёт. Я действую строго в
рамках закона.
Грамотный стряпчий хлопот доставит,
без этого никуда, всё же затягивание – скользкий момент, по-своему
мужчина прав. Но как-то не получается воспринимать угрозу всерьёз.
К тому же разбирательство процесс небыстрый, усыновление будет
отсрочено, и жалоба как раз сыграет против жалобщиков, если их
главная цель – оформление за минимальный срок.
– Я знаю, что Карши очень ждёт,
когда новые мама и папа заберут его домой, – миролюбиво отвечаю
я.
– Я полюбила Карши с первого
взгляда, – воодушевляется крыска, наверное, решила, что я
испугалась и пошла на попятную.
Я хмыкаю:
– Только мальчика зовут Кайми. Вы
так сильно его любите, что даже имя не помнете?
Да, отдавать им ребёнка точно
нельзя. Не знаю, зачем им понадобился мальчик, но когда усыновители
не утруждаются даже запоминанием имени своего предполагаемого
подопечного, верить в родительскую любовь я отказываюсь.
– Госпожа инспектор!
– Вы можете идти. Документы будут
рассмотрены, и в срок вы получите официальный ответ, письмом.
Мужчина уже не скрывает злости, но
поднимается медленно, сдерживает порыв вскочить. А жаль. Я бы
засвидетельствовала неуравновешенность. Невнятно пискнув, крыска
подрывается следом, повисает на его локте, тесно прижимается,
словно пытается врасти, слиться.
– Всего доброго, госпожа инспектор,
– цедит мужчина на остатках вежливости, и чета Молл покидает
кабинет.
Глаза бы мои их не видели.
Дождавшись хлопка двери, я раскрываю
папку на первой странице и утыкаюсь невидящим взглядом в заявление.
Я уже запросила подтверждение каждой справки, перепроверила каждую
бумажку. Я нутром чую, что подвох есть. Почему я его никак не
найду?!
А если…
Смутная идея толком не
оформилась.
Я пролистываю кипу справок и
выхватываю одну. Вот! Эту справку помог оформить адвокат, и к ней
прилагается доверенность на его имя. Ничего особенного, почти все
усыновители прибегают к помощи стряпчих. Меня заинтересовал не сам
факт обращения, а фамилия юриста. Надо пробить, что за фрукт и не
отметился ли он в других делах.
А ещё надо разобрать две горы
отчётов, и понять, почему от суммы, выделенной на приют, до детей
дошла пятая часть средств. То есть почему как раз понятно, кто-то
решил, что ему нужнее, нежели оставшемуся без родителей ребёнку.
Моя задача выяснить имя, собрать доказательства, выдвинуть
обвинения – одним словом, унылая рутина.
– Эночка, зайди, – прошу я. Как
старшему инспектору, мне полагается не только личный кабинет, но и
персональная помощница.
