Старинные часы с маятником, висевшие на почерневшей от плесени стене, показывали семь часов вечера. Лёгкий огонёк играл потрескивающими сухими поленьями в небольшой глиняной печке. На невысоком деревянном столике, располагавшимся возле окна, стоял самовар. Рядом с ним находилась небольшая тарелка, в которой лежали остывающие пирожки и две чашечки сделанные, судя по всему, ещё из дореволюционного фарфора. Пара небольших деревянных табуреток, казалось, дополняли интерьер этого и без того небогатого дома. В красном углу его, как и полагалось во многих деревнях, возле иконы медленно догорала свеча. С левой стороны от печки стояла кровать, застланная красивым шерстяным пледом, вышитым вручную самой Светланой Аркадьевной незадолго до того, как началась Вторая мировая война. Она решила сшить его своим сыновьям в знак победы над фашизмом, которые ушли на фронт и которым по воле судьбы было не суждено вернуться обратно домой…
Прошло ровно пять лет с того момента, как Светлана Аркадьевна приютила у себя Лёшу. За это время парнишка заметно вырос, возмужал, закончил местную школу и устроился работать на сельскохозяйственный завод, параллельно учась в городском институте на заочном отделении на факультете радиоэлектроники и приборостроения. Лёша всячески помогал своей новой маме – так он её называл – тем самым выражая свою благодарность за то, что она дала ему кров над головой, любовь и опеку. Светлана Аркадьевна очень прониклась к мальчику, и он стал для неё сыном и в то же время настоящей опорой и поддержкой. Она считала, что это сам Бог послал ей Лёшу, ведь именно благодаря ему она вновь обрела хоть какой-то смысл жизни.
Вот и сегодня она в очередной раз, дожидаясь его с учёбы, решила испечь его любимые пироги с картошкой, а в самоваре уже настаивался ароматный чай, в который Светлана Аркадьевна добавила несколько листочков мяты, сорванных с утра в огороде.
– Я уже дома, мамуль! – радостным голосом произнёс Лёша, закрывая за собой скрипящую от ржавчины калитку забора.
Услышав, что тот вернулся, она привстала со своего деревянного кресла, которое ей смастерил юноша, и, аккуратно положив на кровать спицы и клубок с варежками, которые она начала шить для него, стала наливать в чашки горячий чай.
– Как прошёл твой день, сынок? – спросила она, когда молодой человек переступил порог сеней.
– Всё хорошо, мам! – ответил Лёша, снимая своё пальто и аккуратно вешая его на вешалку.
– В доме стоит божественный аромат свежеиспечённых пирожков. Ты снова приготовила их? – спросил он, неспешно поставив валенки в уголок на полку, где стояла другая обувь.
–Да, сынок! Хотела немного порадовать тебя в наше и без того непростое время.
Аккуратно поставив чайник обратно на самовар и прикрыв его полотенцем, Светлана Аркадьевна присела на стул и, улыбнувшись, посмотрела светло-голубыми глазами на Лёшу, который в это время уже мыл руки в рукомойнике.
Отодвинув стул, юноша сел за стол и, взяв рукой ещё тёплый пирожок, стал его есть. Спустя несколько мгновений он посмотрел на мать, выражение лица которой даже сквозь улыбку выдавало, что что-то не совсем в порядке. Недолго думая, он спросил:
– Что случилось, мам? Я снова вижу на твоём лице печаль…
Светлана Аркадьевна неожиданно повернулась в сторону окошка, а затем, немного опустив голову, тихим голосом произнесла:
– Всё хорошо, сынок! Кушай! Надеюсь, что пирожки получились вкусные?
Лёша нахмурил свои густые тёмно-коричневые брови, а спустя мгновение, слегка улыбнувшись, сказал:
– Мам, у тебя золотые руки! Пирожки просто чудесные! Чай получился ароматный. Большое спасибо тебе за очередной вкусный ужин!
Выдержав небольшую паузу в разговоре, он продолжил:
