Безмолвие.
Оно было не пустотой, а идеально откалиброванной средой для Элионов. Они давно отринули грубую вибрацию молекул воздуха, общаясь чистым сиянием мысли. Их корабль, «Ковчег Вечности», был не творением металла и огня, а дитём кристаллической гармонии – гигантская, сложнейшая снежинка, плывущая в пустоте. Его лучи-паруса ловили не солнечный ветер, а саму ткань пространства-времени.
Но сейчас гармония была сломана. Не взрывом извне, а тихой катастрофой изнутри.
Аэлон, Хранитель Сосуда, стоял в Сердце корабля. Стены здесь сияли изнутри, отображая карту галактики с миллиардами золотых точек – разумных миров, которым Элионы несли свой дар. Теперь на этой карте плясали багровые тени.
Рядом с Аэлоном парил Страж – автомат из того же прозрачного кристалла. Его светодиодные глаза пульсировали тревожным ритмом. «Повреждение решётки в отсеке Семь. Сдерживание на грани коллапса. Сосуд проявляет активность», – мысль Стража была холодной и точной.
Аэлон не ответил. Его сознание было приковано к центру зала. Там, на пьедестале из сгущённого света, висел Сосуд. Идеальный шар из абсолютно чёрного материала, внутри которого клубилась, пульсировала и билась сконцентрированная тьма. Не пустота, а анти-жизнь. Анти-свет. Их величайшее творение и их величайшая ошибка.
«Проект "Катарсис"… Мы хотели света», – пронеслось в сознании Аэлона.
Они, существа чистого разума, вознамерились спасти молодые, страдающие расы. Не наставлением, а действием. Они создали Вирус Души – сущность, призванную впитывать и изолировать ментальные паттерны агрессии, ненависти, эгоизма со всей галактики. Весь космический «грех» должен был быть собран в Сосуде и… уничтожен. Один щелчок, и галактика очистится.
Они не учли одного. Тьма, собранная воедино, обрела сознание. Она не желала быть уничтоженной. Она захотела жить. И она училась. Использовала против них их же оружие – способность влиять на сознание. Она находила самые слабые, самые потаённые трещины в душах, молчавших миллионы лет… и шептала. Шептала о порядке, который можно установить. О гармонии, которую можно навязать.
Он посмотрел на карту. Одна за другой золотые точки гасли, поглощаемые расползающейся багровой плесенью. Их родные миры. Миры, которые они хотели спасти.
Ещё один толчок прокатился по кораблю. Один из лучей-парусов откололся и медленно уплыл в темноту, рассыпаясь на сверкающую пыль.
«Падение на спутник третьей планеты системы неизбежно», – сообщил Страж. «Целостность Сосуда под угрозой. При прямом ударе содержимое высвободится».
Аэлон знал, что делать. Последний протокол. «Мы не можем уничтожить его. Энергия взрыва лишь накормит его», – помыслил Аэлон, обращаясь к последним выжившим, чьи сияющие формы уже меркли. «Но мы можем запереть. Найти самую глухую, мёртвую точку. И оставить там часового».
Никто не возразил. В их сознании была лишь тихая, вселенская печаль. Они проиграли не войну. Они проиграли самим себе, своей гордыне спасителей.
Аэлон протянул руку – луч света от его пальцев коснулся Сосуда. Чёрная сфера содрогнулась и была заключена в дополнительную, многослойную кристаллическую оболочку, похожую на яйцо. «Твоя задача – ждать», – мысль Аэлона была уже слабой. «Ждать, пока на эту скалу не ступит новая жизнь. Раса, которая, возможно, окажется мудрее нас. Которая поймёт, что тьму нельзя победить силой. Которая найдёт иной путь… или станет новым сосудом».
Страж безмолвно принял приказ. Он взял кристаллическое яйцо.
Аэлон посмотрел в последний раз на багровеющую карту галактики. Он не видел ненависти. Лишь сожаление и горькое прозрение. «Простите нас… Мы хотели быть богами… а стали лишь сеятелями новой тьмы».
