Сквозь песок и разрушенные
деревеньки, сквозь дым и мертвые останки, изъеденные хищниками,
сквозь горечь и боль войны шли бесчисленные конницы и пехота,
возвращаясь победителями и в то же время побежденными. Когда идет
междоусобная война не бывает выигравших, все проигрывают, все
теряют дома, семьи, близких, самих себя, меняются. Все меняется,
если приходит война, и уже никогда не бывает прежним. Это понимали
отчетливо и победители, и побежденные. И сквозь дым, песок и смрад
гниющих тел, на красивом вороном королевском скакуне ехал уже не
мальчик, но мужчина, закаленный в боях и болью, познавший многое
для своих двадцати трех лет. Он знал, что такое зло. Теперь знал, а
раньше нет. Раньше он любил солнце, которое заглядывало в окна по
утрам и будило его, любил купаться в озере, недалеко от замка,
стрелять из лука — это лучше всего у него получалось, и бегать по
зеленой, сочной траве. За семь лет войны он совсем позабыл, что
трава может быть зеленой. На поле боя она всегда пропитана кровью
или покрыта пеплом пожарищ. Он ненавидел огонь, как же он его
ненавидел…
Когда-то сильнее он ненавидел ту,
которая сотворила все это с его цветущей страной. Лживая, подлая и
жестокая тварь, дорвавшаяся до власти, но после встречи с ней в
последний раз в темнице, ненависть ушла, осталась только жалость —
щемящая жалость в груди.
Когда он шел к ней по длинному,
сырому коридору, то все еще надеялся на что-то, все еще желал
увидеть в этом красивом, не увядшем с годами лице хоть какую-то
частичку раскаяния. Но именно там в тишине гнилой, холодной темницы
она была самой собой — настоящей Кровавой королевой.
— Ты пришел, чтобы насладиться моим
падением, сын мой? — равнодушно спросила она, подойдя к запертой
решетчатой клетке из аганита[1], единственного камня, способного
забрать силу мага.
— Я пришел спросить — оно того
стоило? — устало выдохнул он, с надеждой глядя на нее.
— Глупый мальчик, ты ничего не
знаешь, ничего! — рассмеялась она и посмотрела с презрением и
легким оттенком безумия, что ею владело.
— Так расскажи мне, — попросил он,
догадываясь, что ей трудно будет смолчать.
— Зачем? Чтобы ты меня простил?
— А разве это возможно?
— А разве ты не ищешь повод, чтобы
отложить казнь? Так знай — я ни о чем не жалею. Ни о чем. Я
ненавидела твоего отца. Ты так похож на него, ты точная его
премерзкая копия. Совершенный, холодный и жестокий. Он сотворил из
меня монстра, а я сотворила монстра из тебя.
— Мама…
— Не называй меня матерью! — рявкнула
она, отпрянув к стене, когда увидела в его глазах так ненавистную
ей жалость. И именно это заставляло ее говорить, распаляться все
больше, подпитывать гнев, а вместе с ним и свое безумие. — Я
никогда не хотела быть матерью, я никогда не хотела быть его женой,
но ублюдочный король не принимал отказов. Ты знал, что я была
влюблена? Как сильно я любила другого... Я собиралась замуж… Сама,
вот этими руками, шила себе подвенечное платье, мечтала, надеялась,
жила им, но пришел твой отец и захотел меня себе, подарил мне свою
чертову страну, которую я проклинала каждый день, мечтая спалить
все дотла. Зачем мне нужны были богатства, власть, деньги, все это,
если твой подлый отец убил моего любимого… Он сделал это, чтобы я
ни смела думать ни о ком другом, кроме него. И да, он своего
добился, я думала только о нем, о том, как уничтожу его и все, что
он когда-либо любил. И однажды, когда он меньше всего ожидал, я
взяла кинжал и пронзила им его порочное, жестокое сердце.
— А твое сердце?
— Оно почернело от горя, заледенело
от ненависти и окаменело от ярости. В нем не осталось любви ни к
кому, даже к тебе — моему сыну. Только желание стереть эту
ненавистную страну с лица земли, уничтожить ее, превратить в
выжженную пустыню, чтобы даже памяти не осталось, не сохранилось в
веках и летописях архивов. Жаль, не вышло. Жаль, что я не придушила
тебя в младенчестве. Я боялась, что король снова будет приходить,
что мне придется снова терпеть его ласки, его слюнявые поцелуи, его
алчущий взгляд…
