Статный мужчина спускался вниз по хрупким ступеням, глаз
не отрывая от сокровища в своих руках. Смесь восхищения, страха,
никогда не присущего ему в принципе, осторожности и нежности,
наполняла его синие глаза. Все еще неверяще он смотрел на младенца,
на его белокурые волосы, в серые умные глазки, на крепко сжатые
кулачки, которыми он стискивал бархатное покрывало, и сердце,
впервые за многие десятилетия, наполнялось любовью – такой забытой,
мучительной и прекрасной. Губы невольно растягивались в глупой
улыбке, а ведь он уже не умел улыбаться. Но сейчас его переполняло
невиданное счастье и хотелось кричать на весь свет о нем. Но,
пожалуй, это будет уже перебор. Он не станет больше хвастать им, не
станет показывать свою слабость, чтобы ею не смогли воспользоваться
те, кто уже сделал это однажды. Нет, больше он не допустит подобной
ошибки, больше не станет так открыто демонстрировать миру свою
любовь и привязанность. Он скроет ее ото всех, защитит так, что ни
у кого не хватит сил разрушить ее.
Большая пещера встретила его клубами тьмы, которая даже
для него опасно сгущалась, ввергая сознание в смятение и вызывая
безотчетный трепет и даже страх. Алиман резко дернул головой,
сбрасывая с разума морок этого места, и тут же раздался
издевательский смех, и словно из тьмы перед ним соткалась
сгорбленная фигура. Черный рот кривила насмешливая улыбка, а глаза
были переполнены ею же. Мерзкая старуха смотрела на него с долей
гордости.
- Когда-то я предсказала твоему отцу, что ты станешь
великим, что будешь повелевать. Предсказала ему, как будешь силен и
горд. Теперь вижу, что мое пророчество исполнилось до мелочей. Ты
силен так, как многим и не снилось. Твой нрав, твоя воля – ты
велик, Алиман.
- Разве могло быть иначе? – насмешливо хмыкнул
мужчина.
- Нет, - легко согласилась старуха. – Наши Нити не порвать
никому. Давай же я сплету новую, - и она протянула морщинистые,
покрытые струпьями и местами гнилой плотью руки к младенцу.
С нескрываемым презрением и отвращение император передал
ей свою драгоценность.
На миг Каори заглянула в серые серьезные глаза ребенка, и
тут же подняла на напряженно ждущего императора сочувствующий
взгляд.
- Как жаль, мой император, - проскрипела вполне искренне
старуха, с сожалением глядя на демона перед собой.
Невольно Алиман шагнул вперед – в испуге. Но наткнулся на
невидимую преграду, не пускающую его в пещеру. Взял себя в руки и
потребовал пояснения словам предсказательницы.
- Говори же.
Массивная фигура стала еще напряженней, он словно
подобрался, как хищник перед роковым прыжком, и ждал тревожащего
ответа.
- Так много боли, - качала головой старуха, глядя на
младенца на своих руках, расхаживая по темной пещере. – Так много!
Горькая судьба, такая горькая. Не пережить эту горечь никому больше
в мире – вся она его. Вся для него. Долгая жизнь, полная этой боли
и этой горечи, разочарований, одиночества и ненависти. Переполнена
она будет муками, сожалениями. Но станет такой великой, какой не
видел мир ни разу, не проживал уже тысячелетия! Яркая.
Многогранная. Длинная, но пустая до невозможности. Он проживет ее
всю до капли, познает каждую ее грань, но не рад будет ничему.
Будет славен, но презреет эту славу. Будет могуч, но не нужна ему
будет сила. Будет велик, но откажется от величия и бессмертия. Всю
жизнь будет искать покоя, будет идти своим путем, но никогда не
достигнет цели. Никогда не найдет умиротворения. Потеряет надежду.
Отчается. Но воля не даст опустить рук. А лучше бы опустил.
Каори вернула младенца впечатленному и поверженному отцу,
который с мучительной болью посмотрел на безвинного ребенка в своих
руках. В голове навсегда осели ужасные предсказания, не обещающие
его сыну ни капли счастья. Даже он познал его в свое время, как и
сегодня, когда взял на руки своего первенца. Но вдруг страх и ужас
отошли в сторону, и он решительно поднял взгляд на грустно
улыбающуюся ведьму. Синие глаза светились решительностью и
готовностью пойти Судьбе наперекор.
