Наташа плакала. Горько, навзрыд. Плач сотрясал её худенькие
плечи, глаза покраснели, стало трудно дышать. Всхлипывая,
прошлёпала босыми ногами на кухню, выпила воды с
валерьянкой, встала у окна, прислонившись лбом к холодному
стеклу.
Над городом навис вечер. Редкие снежинки медленно плавно
опускались на застывшую черную землю. Первый снег. Наташа всегда
радовалась ему. Но сегодня…
- Как же я теперь без тебя?-
болью сдавило грудь, застучало молоточками в висках.
Паника,
граничащая с отчаяньем.
-Дима! Пожалуйста, вернись! Ведь я же люблю тебя. Люблю,
слышишь?
Но Дмитрий ничего не слышал. Да и не хотел он
ничего слышать! Как же она ему надоела! До смерти! Упрёки,
ревность, слёзы, скандалы. Зачем ему всё это? Он уходил.
Навсегда. И был этому рад.
Дима всегда поступал, как хотел. Чуждый
сомнений и сожалений, он шел по двору довольный собой и тихим
снежным вечером. Легкие снежинки приятно холодили лоб и щёки.
Похоже, зима таки решилась прикрыть снегом голую землю.
Пора бы. Как и ему, самое, что ни на есть время
прекратить зашедшие в тупик отношения с женой. Не торопясь он
подошёл к машине, открыл дверцу и не удержался,
взглянул-таки на окна оставляемой им
квартиры. Впервые за вечер подумал о дочери. Неприятное
чувство вины перед ребёнком кольнуло
дрогнувшее сердце, но всплеск раздражения заставил замолчать
возмутившуюся совесть. В его дальнейшей жизни места ни
Наталье, ни Таточке не было.
Наташа долго
стояла у окна, глотая слёзы. Хорошо, что хоть Татка
осталась ночевать у мамы. Напугали бы малышку своими
криками. Мысли о дочери заставили напрячься. Что она ей скажет?
Девочка обожала отца, в любом конфликте принимая его сторону.
Как объяснить случившееся шестилетнему ребёнку?
Наташа задёрнула шторы, включила свет, достала из
бара бутылку коньяка. Она вертела в руках пузатый бокал на дне
которого плескалась коричневатая жидкость, всё не решаясь влить в
себя спиртное, к которому никогда не испытывала особой
симпатии.
Вторая рюмка вызвала уже меньший протест.
Третья? Ёе Наташа не заметила. Полбутылки были выпиты
ею без закуски под музыку всхлипываний и монолог жалоб. Она
так и уснула на кухне в любимом Димином
кресле.
Кресло стояло у окна, и муж любил посидеть в
нём после ужина, читая газеты, с сигаретой в руках.
В счастливую пору, когда Диме нравилось проводить с женой почти
всё своё свободное время, он устраивался в этом кресле с Наташей на
коленях и, перебирая пальцами пряди её волос, делился с нею своими
мыслями, планами. Им не было тесно в этом большом уютном кресле, а
мысли и советы жены Диму тогда ещё не раздражали.
Напротив, он считал её деловой и умной.
- Ну и каково мнение моего «наимудрейшего визиря»? – шутил
муж.
- Что ж, над этим стоит подумать.- уже гораздо серьёзней
говорил он, выслушав Нату.
А она чувствовала себя нужной ему и ужасно
счастливой!
Только длилось всё это не долго. Через
какое-то время Наташа стала замечать, что, усевшись в кресло
у окна, Дима смотрит на неё невидящим взглядом, и в ответ на
её попытки заговорить с ним хмурится, а не протягивает к
ней руки, чтобы усадить к себе на колени.
Отчуждённость мужа больно ранила, но, не желая
навязываться, она смирилась, прекратив безуспешные
попытки обратить на себя его, более
не заинтересованное в ней, внимание. Вот так и канули в
никуда мгновения их удивительной близости.
А потом родилась Таточка, и Наталье
стало не до мечтаний о беспечных посиделках. Ребёнок забирал
всё её время и силы. Заботы о дочери молодая женщина
полностью взвалила на себя. Муж не возражал. Он ведь уставал
на работе и вечерами нуждался в отдыхе. Даже мысль принести в
дом буханку хлеба или пакет молока не приходила Диме в
голову. Он был центром своей семьи, вокруг него всё вертелось и под
него все подстраивались.
