Я уезжал не чтобы сбежать – я ехал, чтобы начать.
Но кое-что всё же приехало со мной. Молчаливо. Внутри.
Моё прошлое.
Аэропорт был заполнен дыханием чужих судеб.
Здесь никто не говорил громко – все были или на прощании, или на грани чего-то нового. Зал ожидания гудел, как море перед штормом. Пахло кофе, тревогой и чем-то сладким из дьюти-фри.
Я держал паспорт так крепко, будто он мог улететь без меня. Внутри – гул.
Не от шума – от мысли:
«Я больше не вернусь прежним».
Я не знал, как пахнет Америка, как она звучит, какие у неё глаза. Но знал: я туда лечу.
И мне туда надо.
Прилетел я в Чикаго ранним утром. Август, ветер с озера был почти холодным – влажным, шершавым и настоящим. В окне такси небоскрёбы тонули в тумане, как острова в молоке.
Так начиналась моя жизнь в городе, где говорят, что ветер меняет людей.
Юридический факультет Университета Чикаго находился в старинном здании из серого камня. Как в фильмах про Гарвард – с арками, лестницами, скамейками, старыми деревьями и вечным студенческим шумом.
Голоса – как на репетиции большого спектакля. Смех, дебаты, быстрые шаги, хлопки дверей, звук колёс от чемоданов и ноутбуков. Я стоял посреди двора, будто замёрзший кадр в кино. Вокруг бежала жизнь. Я пока только смотрел.
В общежитии пахло стиральным порошком, лапшой быстрого приготовления и чужими мирами.
Мой сосед по комнате – Джереми, высокий парень с рыжими кудрями и сотней историй за плечами. Он говорил быстро, ел пиццу без тарелки и не спрашивал, откуда я – просто принёс мне кружку с кофе и сказал:
– Welcome to the madhouse, bro.
Я усмехнулся.
Да, похоже, это и правда был madhouse – сумасшедший дом свободы, знаний, соблазнов и вечных «ты кто вообще?».
Первый вечер. Первая вечеринка. Первый раз я увидел её.
Она вошла в комнату, будто свет включили.
Все говорили, смеялись, наливали себе пиво в пластиковые стаканы. Музыка качала стены.
А я смотрел только на неё.
Николь.
Имя я узнал позже, но лицо… лицо врезалось сразу.
Светлая. Высокая. С холодной красотой северной актрисы. Улыбка чуть насмешливая. Движения уверенные.
Она не пыталась нравиться. Просто была.
Я почувствовал, как сжались кулаки. Не от злости. От того, как она врывалась в мой мир – без стука, без разрешения, сразу глубоко.
Я не подошёл. Просто запомнил.
Потом, в комнате, лежа на кровати и глядя в потолок, я снова видел её профиль, её взгляд, её плечи, её волосы, как лёд под солнцем.
Америка встретила меня без слов. Но подарила первую боль.
Я приехал изучать право, но впервые почувствовал, что мне придётся разобраться со собой.
